— Насколько мне известно, — продолжал Флеров, — обнаружить явление экспериментально попытался только Либби, и то безуспешно. Больше никто этим не занимался. Чего же мы так боимся поверить самим себе? Чем черт не шутит, а вдруг!.. Ты не помнишь, какие цифры давал Либби?

— Не помню, — устало прищурился Петржак. — Но если память мне не изменяет, его статья была в «Физреве». Можно посмотреть.

— Двенадцать! — Флеров взглянул на часы и огорченно развел руками. — Библиотека уже закрыта. Досада!.. Где достать «Физрев»? — Он закусил нижнюю губу и почесал подбородок. — Вот незадача!

— Игорь Васильевич получает «Физрев» на дом, — как бы вскользь заметил Петржак.

— Знаю! — отмахнулся Флеров. — Неудобно звонить опять. Слушай, позвони-ка ты! А? Будь другом!

— Ладно, — пряча улыбку, кивнул Петржак и снял трубку.

На этот раз к телефону подошел сам Курчатов.

— Да-да! — как всегда, энергично отозвался он. — Я вас слушаю!

— Добрый вечер, Игорь Васильевич. — Петржак покосился на темное окно. — Я не слишком поздно звоню?

— Ничуть! Очень даже вовремя! Кто это?

— Петржак… Вы простите меня, Игорь Васильевич, но…

— Какие могут быть извинения, Костя! Превосходно сделали, что позвонили. Я сейчас как раз занимаюсь этим вашим фоном. По-моему, тут что-то не то…

— Очень возможно, Игорь Васильевич. Мы тоже с Флеровым голову ломаем. У вас случайно нет под рукой «Физрева»? В одной из последних книжек должна быть статья Либби, в которой есть что-то о спонтанном делении…

— Да-да, знаю! Вы там с Юрой пока отдохните, а я поищу и сразу же вам позвоню… Но ваш фон скорее всего никакого отношения к спонтанному делению не имеет. Это какая-то грязь.

Звонок прозвенел в два часа ночи. Флеров вздрогнул от неожиданности и бросился к телефону.

— Физкультпривет! Все в порядке, — чувствовалось, что Курчатов находится в приподнятом настроении. — Статью Либби я прочитал. Возможно, тут что-то есть. В эксперименте Либби удалось установить только нижний предел — десять в четырнадцатой степени лет. Это на восемь порядков меньше, чем теоретически предсказал Бор. Утром сами поглядите.

— Но эффекта он не наблюдал? — Флеров зажал микрофон рукой и, обернувшись к Петржаку, шепнул: — Десять в четырнадцатой.

— Разумеется, нет! Либби, собственно, и исходил из отрицательного результата. Не обнаружив эффекта, он сделал вывод, что спонтанное деление, если только оно вообще имеет место в природе, должно лежать за пределами чувствительности примененной аппаратуры. Понимаете? Ваша установка намного чувствительнее, поэтому есть смысл прикинуть, чего от нее можно ждать…

— Ну? — нетерпеливо спросил Петржак, когда Флеров повесил трубку.

— Все в порядке. Либби эффекта не наблюдал. Нижняя граница как раз и рассчитана по отрицательному результату.

— Но это расходится с Бором в сто миллионов раз!

— В том-то и дело! Истинное значение, видимо, надо искать где-то в середине. — Флеров схватил лист бумаги и произвел нехитрую математическую операцию:

(1014 + 1022): 2= 1018.

— Будем исходить из среднего арифметического. — Он перебросил листок Петржаку.

Тот неторопливо отпер ящик стола, достал толстую тетрадку в коленкоровом переплете и превосходную логарифмическую линейку с линзой на движке.

— Сейчас посчитаем, — он тут же раскрыл тетрадь. — Какая камера у Либби? — спросил он через некоторое время.

— Не знаю, — Флеров, который после очередного щелчка вновь занялся установкой, поднял голову. — Забыл спросить!

— М-да, — протянул Петржак. — А звонить неудобно. — Он вздохнул. — Утро как-никак.

За окнами действительно тихо серел рассвет.

— Ты считай по обычной, — посоветовал Флеров. — Многослойной, как у нас, ни у кого в мире нет.

— В обычной камере, — Петржак глянул на линейку, — один распад должен наблюдаться раз в пятьдесят часов… У нас же, как известно, шесть распадов за час.

— Итого разница в триста раз! — мгновенно подсчитал Флеров.

—. Но наша камера не настолько превосходит обычную… — Петржак захлопнул тетрадь и вложил линейку в футляр.

— Разница всего на один порядок! — Флеров тряхнул головой. — К тому же мы исходили всего лишь из среднего арифметического между теорией и отрицательным результатом.

— Да! — подмигнул ему в ответ Петржак. — Наш фон явно где-то около… Тут очень стоит покопаться!

— Еще бы не стоит! Это чей осциллограф? — Флеров кивнул на стоящий в углу металлический ящик с круглым, чуть выпуклым экраном электронно-лучевой трубки и ребристыми регуляторами настройки под ней.