В 1910 году Цвет в Варшавском университете защитил докторскую диссертацию.

— Теперь я дважды доктор, — шутливо говорил он Ивановскому, отвечая на поздравления, — доктор женевский и доктор варшавский. Это не каждому удается!

В 1911 году Российская Академия наук присудила доктору Цвету за его диссертацию («Хромофиллы в растительном и животном мире»), вышедшую отдельной книгой, Большую премию. Но и после этого хроматографический анализ Цвета почти никем не применялся на протяжении двадцати лет… Быть может, он разработан был слишком рано? Подошло время — и пригодился.

Ивановский и Цвет жили и работали в Варшаве до 1915 года. После того как Цвет, получив кафедру, ушел из университета, они виделись нечасто, оба очень много трудились.

Ивановский увлекся садоводством. Его избрали директором Варшавского помологического сада (помология — теория плодоводства). Он совмещал эту должность со своей основной работой в университете. У него были широкие планы, касавшиеся развития садоводства в России. В Киеве предполагалось в те годы создать научно-исследовательский институт садоводства. Ивановского пригласили занять должность директора этого института. Он с готовностью согласился. Молчаливый и сдержанный, он оживлялся, когда разговор заходил о садах. Студентов, проявлявших интерес к садоводству, он терпеливо учил делать прививки. Одному из своих учеников, А. А. Приступе, он как-то сказал:

— Работа в киевском институте будет моей лебединой песней.

И тут— война. Институт в Киеве так и не открылся.

…1911 год. Умер от чахотки единственный сын Ивановских Николай, студент-старшекурсник Московского университета. «Подавал большие надежды», — сказал о покойном его учитель, университетский профессор.

Подавал большие надежды… Какой смысл в этой казенной фразе? Утешит ли она мать, которая при муже силится не выдать своего отчаяния? Молчание в доме. И без того замкнутый, Ивановский совсем уходит в себя. Работает больше обычного.

1915 год. Немецкие войска вторглись в Польшу. Высшие учебные заведения Варшавы эвакуируются в глубь России. Ивановский прощается с Цветом — Политехнический институт переводят в Нижний Новгород, а университет — пока в Москву. Михаил Семенович в отчаянии. Он одинок — он так и не обзавелся семьей — слаб здоровьем и беспомощен. Уезжает с пустыми руками, не хватило сил упаковать даже собственную библиотеку. И надо расставаться с самым близким человеком… Ивановский, не говоря ни слова, сочувственно глядит на друга.

Так лучше — помолчать на дорогу.

?? ?? ??

?? ?? ??

Ранней весной 1937 года из Москвы на Дальний Восток выехала скорым поездом небольшая группа ученых… Мужчины и женщины. Одеты скромно, некоторые даже бедно. Мирная экспедиция — в ее составе биологи и врачи. Никому бы и в голову не пришло, что эта шумная компания — боевой отряд, снаряженный для выполнения крайне опасной операции. Да и сами участники группы, поглощенные мелкими заботами, вовсе не думали об опасностях.

Лев Александрович Зильбер, микробиолог и вирусолог, стоял во главе экспедиции. Он видывал виды, лет за семь до того ему пришлось «съездить на чуму».

В народном комиссариате здравоохранения, куда Зильбера пригласили за несколько месяцев до отправки экспедиции, ему сказали, что на Дальнем Востоке, в таежных районах — вспышки тяжелого неизученного заболевания. По-видимому, энцефалит (воспаление мозга, от греческого «энцефалос» — головной мозг). Но какой? Вот это группе Зильбера и надо было выяснить. Каково происхождение болезни? Если она вирусная, то непременно выделить вирус. Каков ход болезни? Какими путями она распространяется? Все это — срочно! Лев Александрович понимал, что для выполнения подобной программы нужны годы и годы упорного труда. А тут — скорей, скорей, срочно! Но спорить неуместно.

Эшелоны везут и везут людей с Запада на Дальний Восток. Красные теплушки с откинутыми люками, темно-зеленые пассажирские вагоны — все набито битком. Потрескивают смолистые дровишки в печках-буржуйках, люди в ватниках бегают на станциях с чайниками, ища кипяток. Едут геологи, лесорубы, строители, военные без погон — с треугольничками, кубиками, шпалами в петлицах. Иные только что покинули школьную скамью, все их умение — поднять да бросить. Иные знают пахать, да сеять, да косить, но житейская буря оторвала их от земли, закружила, втолкнула в теплушку.

Едут. Едут разведывать недра, сводить леса, строить города и поселки, укреплять границу. Едут.

Кто по доброй воле, кто по приказу, кто по приговору суда. Тайга, она без конца без края, всем места хватит. Пять, семь, десять суток езды от Москвы. Выгружайся. Вали сосны, руби дом.

А тут — загадочная болезнь.

Вспышка за вспышкой. Не в обжитых местах, не в городах и селах, а в тайге, куда только-только пришел человек в ватнике, где еще не построены больницы, а есть только фельдшер с холщовой сумкой. Каждый третий из заболевших этой болезнью умирает. Многие из выживших не способны ни к какому труду; у кого руки обвисают, как веревки, у кого ноги волочатся, иные теряют зрение.