– Вот ведь елки зеленые, - сказал Уиллард, почему-то чувствуя себя обманутым и удивляясь, как это он сам не догадался.

– И вот мы прилетели сюда и встретили людей, жизнь которых имеет свой конец, которые поначалу являются бесформенными, совсем не имеющими воспоминаний созданиями, и, спустя чрезвычайно короткий промежуток времени, умирают.

– И из-за этого вы нам поклоняетесь? Но ведь точно так же можно поклоняться каким-нибудь жукам, умирающим через несколько минут после рождения.

Чужак снова хихикнул, и это привело Уилларда в раздражение.

– Так, значит, вы за этим сюда прилетели? Чтобы поглумиться?

– Чему еще мы можем поклоняться, мистер Крейн? Мы так и не изобрели себе каких-нибудь невидимых богов, хотя, конечно, мы не отвергаем начисто возможность их существования. Мы никогда не умираем - так зачем же нам мечтать о бессмертии? А теперь мы встретили народ, который знает, что такое поклонение. И впервые в жизни мы обнаружили в себе желание поклоняться высшим существам.

Уиллард почувствовал, как бьется его сердце. Он подумал о том, что когда-нибудь оно перестанет биться, тогда как у этих чужаков сердца вообще нет, и останавливаться у них нечему.

– Высшим существам. Вот же черт возьми!

– Мы, - сказал пришелец, - помним все, начиная с тех времен, когда у нас появились первые проблески разума, и до сегодняшнего дня. Мы не "рождаемся" в прямом смысле этого слова, нам не нужны учителя. Мы никогда не учимся писать нам достаточно просто обменяться образцами РНК. Нам никогда не приходило в голову создать нечто прекрасное, что осталось бы в мире после нашей смерти, ибо нас не переживет ничто. Мы проживем достаточно долго, чтобы увидеть, как все наши творения превратятся в прах. А теперь, мистер Крейн, мы встретили расу, которая созидает ради самого процесса созидания, которая создает прекрасное, которая пишет книги, которая придумывает никогда не существовавших на самом деле людей, чтобы доставить радость своим собратьям, а эти собраться получают от этого удовольствие, несмотря на то, что знают, что им лгут. Мы встретили людей, которые изобретают себе бессмертных богов, чтобы им поклоняться, людей, которые с потрясающим великолепием празднуют собственную смерть и таким образом восславляют ее. Смерть, мистер Крейн, - это основа всего великого, чем может похвастаться человечество.

– Черта с два, - ответил Уиллард.
– Я вот, например, скоро умру. И в этом нет совершенно ничего великого.

– Вы ведь на самом деле не верите в это, мистер Крейн, - сказал чужак.
– И никто из вас не верит. Вся ваша жизнь строится вокруг смерти, тем самым возвеличивая ее. Вы стараетесь отложить смерть, отсрочить - так, на всякий случай, но тем не менее вы ее восславляете. В ранних образцах вашей литературы смерть героя всегда была кульминацией, моментом наивысшей точки. Самые яркие и запоминающиеся легенды отличаются этим.

– Вряд ли все эти мифы мог бы написать старик с дряблым телом и сердцем, которое бьется только тогда, когда этого хочет.

– Чепуха. Все, что вы делаете, имеет привкус смерти. У ваших поэм есть начало и конец, имеются некие структуры, которые их ограничивают. У созданных вами картин есть края, определяющие, где начинается и где кончается прекрасное. Ваши скульптуры увековечивают какой-то один, определенный момент времени. Музыкальные произведения начинаются и заканчиваются. Все, что вы делаете, бренно, оно рождается и умирает. И тем не менее вы неустанно боретесь со своей смертностью и побеждаете ее, создавая при помощи книг, таких же смертных, как и вы сами, огромные хранилища всеобщего знания. Все, что вы делаете, вы заключаете в рамки.

– Массовое умопомешательство, да? Пусть так. Но это нисколько не объясняет причин вашего поклонения. Вы должны были прилететь сюда, чтобы над нами насмехаться.

– Не насмехаться, нет. Чтобы завидовать вам.

– Тогда умрите! Думаю, ваша протоплазма, или что у вас там, вполне уязвима.

– Вы не понимаете. Человеческое существо способно умереть - после того, как оно воспроизведет себя в потомстве - и все, что оно знало, все, что оно имело когда-либо, после его смерти останется жить. Но если умру я, то все будет кончено. Я не смогу оставить потомков. Мое знание умрет вместе со мной. Это ужасающая ответственность. Мы не можем позволить себе такого. Я - это все книги, все картины, все песни целого миллиона поколений. Моя смерть будет означать гибель всей цивилизации. А вы сумели сбросить с себя бремя жизни - и достигли величия.

– И поэтому вы пришли к нам.

– Если бы только на свете были боги! Если бы только во Вселенной существовала некая высшая сила! Вы - боги. Вам подвластна эта сила.

– У нас нет никакой силы.

– Мистер Крейн, вы прекрасны.

Старик только покачал головой, с видимым трудом поднялся, вышел нетвердой походкой из храма и медленно заковылял среди могил.

– Если вы расскажете им правду, - сказал чужак, ни к кому не обращаясь (или, можно сказать, обращаясь к будущим поколениям самого себя, которые запомнят каждое произнесенное слово), - будет только хуже.

Прошло всего лишь семь месяцев, на улице больше не стояла весна. За окном бесновался ледяной ветер поздней осени. Деревья на кладбище потеряли свой яркий, живой цвет; они были совсем голые, и лишь изредка на ветвях попадались засохшие коричневые листья. В тот день на кладбище снова пришел старый Уиллард Крейн. В руках он сжимал металлические костыли, дававшие ему целых четыре точки опоры - вместо теперь уже совсем ненадежных двух, служивших ему верой и правдой на протяжении более чем девяноста лет. На землю лениво падали редкие снежинки, иногда их подхватывали порывы ветра и заставляли плясать в диком, безумном танце, лишенном всякого ритма и направления.