— Хорошо, хорошо, — заспешил чекист, — можете подождать в ресторане. Здесь ближайший…

— Я в курсе, но предпочитаю погулять. Убегать не собираюсь, пускай ребята не дёргаются. И да, на будущее, — квартировать лучше всего в центре, подберите квартиру хорошую на этаже эдак четвёртом, в четыре-пять комнат. Одну комнату я займу, как специальный корреспондент «Комсомольской правды», одну бабушка «божий одуванчик», вроде как хозяйка жилища, вдова профессора, много сейчас таких почтенных дам, заодно и завтраки-ужины с неё и на телефоне постоянно. Также по комнате отвести капитану НКВД и, скажем, геологу. Понятное дело, — ваши люди. И я под присмотром и спокойнее когда в соседях у журналиста целый капитан НКВД, не забалуешь! Гостей же я всё равно водить буду, девушек там, дамочек приятственной наружности. Дабы не задерживались надолго фемины в берлоге холостяцкой, самое то — строгий энкавэдэшник за стенкой…

— С жильём решим сегодня же, — обрадовался Меркулов. Судя по всему примерно такой вариант, «шпионской малины» и собирались предложить доблестные бериевцы, — а почему именно «Комсомольская правда»?

— Ну не «Пионерская» же. «Комсомолка» чем хороша — можно с удостоверением молодёжной газеты по столице мотаться, никто не заподозрит и легендируются замечательно походы в театр, на стадион. Я ведь, уважаемый Всеволод Николаевич, нелегал, резидентура посольская не в курсе, кто «аз есьм», в лицо не опознают земляки, уж тут надёжно. А для советских граждан, прекрасно подойдёт следующая версия — «работал в Харбине, по линии Коминтерна»… И пауза многозначительная. Полагаю, вопросы у любопытствующих сами собой «рассосутся».

— Лихо, — Меркулов уважительно закивал, — то есть вам, Александр Александрович, непременно нужен «длинный поводок».

— Удивительно точное определение! Вариант с «золотой клеткой» отпадает. И хотя из Москвы выезжать надобности на сей момент нет, но, в будущем, мало ли как обернётся. Правда, можно любую поездку в область сработать под пикничок, с участием друзей-соседей, «энкавэдэшинка и геолога». Тут уж вам карты в руки. А в иные города и веси без надобности кататься, моя задача получать от курьеров информацию из мест условленных, расшифровывать и сообщать руководству СССР. Шифр и тайники не сдам ни за что. Умру, а не сдам.

— Всё исполним в лучшем виде, встречаемся здесь через пару часов. Что это?

— Фотографические карточки. На паспорт и на служебное удостоверение.

— Пожелания по имени-отчеству и фамилии будут?

— Давайте запишем как Соколов Александр Александрович, в Москве урождённый 7 ноября одна тыща девятьсот десятого года.

— Молодо выглядите для двадцати восьми лет.

— Всеволод Николаевич, ну ведь должна подразумеваться у журналиста какая-никакая биография, не двадцать лет же вписывать аки птенцу желторотому. А раз я легендируюсь как таинственный дальневосточник, аж из столицы КВЖД, славного города Харбина в Москву понаехавший, так и научу коллег в «Комсомолке» чай зелёный правильно употреблять, омолаживать организм и прочие штучки из китайской медицины.

По заострившейся физиономии Меркулова и без науки физиогномики всё ясно — «кубатурит» чекист, все мелочи, все нюансы общения с английским резидентом донести до Берии жаждет.

— Вещи…

— А нет вещей. Знал на что иду, потому как в той поговорке: «Всё своё ношу с собой».

— Чёрт, из головы вылетело, — чекист театрально жахнул себя по лбу пятернёй, чуть шляпа не слетела, — конверт вы лично приносили?

— Я. Загримировался, конечно, походку постарался изменить.

— Рисковый вы человек, Александр Александрович.

— Увы, дорогой комиссар, на ближайшее время не человек, а функция! Впрочем, как и вы. Ничего, Всеволод Николаевич, если наладится канал между нашими державами, а начальство окончательно и бесповоротно ставку на СССР сделает, в противовес Германии и США, глядишь, в учебники войдём!

Перспектива попасть в историю, судя по морде лица выражению, товарища Меркулова не особо радовала. В общем оно и правильно — предельно рационально мыслит сподвижник Берии, поди мечтается сей момент Всеволоду среди тайги и болот, в Нарымском райотделе НКВД уполномоченным оказаться, отсыпаться на печке под шум дождя, чем с британской разведкой шашни разводить, за которые запросто к стенке поставят. А «британец», сука такая, провоцирует — Ежова педерастом обозвал, ведёт себя покровительственно, да что там — по хозяйски, по буржуински, словно уверен в неуязвимости, словно Большая Лубянка так, избушка жалкая на ножках курьих. Каков наглец!

Считав эмоции Меркулова и тепло попрощавшись (до скорой встречи) двинул прогулочным шагом по первопрестольной, до Кремля дошагал, подошёл к тому «историческому» месту Москва-реки, куда тридцать лет назад (или вперёд) направил автомобиль после постановочной стрельбы по Гагарину и Армстронгу. Проходящие аборигены взглядом за иновременца не цеплялись, разве что девчачьи компании начинали деланно хохотать, реагируя на развесёлые подмигивания статного брюнета с «брутальной» недельной щетиной. Впрочем, в это время женская половина должна млеть от гладковыбритых плакатных и киношных героев. А щетина вряд ли приветствуется. Ладно, разберусь. Видок, конечно, не вполне жениховский, так и пять суток после «заброса конверта» скитался по Москве, решив не рисковать, не сибаритствовать в нечаянно арендованной комнатке в Большом Каретном переулке. Ключ чин-чином отдал Михал Сергеичу, рассказал о переезде в общагу метростроителей, о дальнейшей карьере под землёй и побрёл с чемоданом куда глаза глядят. Чемодан с вещами благополучно «профукал» на Казанском вокзале — приметил двух юношей шустрых, нарочито «прилично» одетых, чётко и слаженно действующих под дирижёрские жесты уркагана лет тридцати пяти и, «деревня деревней» раззявился, чемодан меж ног поставив, на расписание пригородных поездов…

«Обнаружив» пропажу рысью поскакал в комнату милиции, там спросил у служивых где сортир расположен, мочи нет терпеть, и подальше от вокзала упылил. Вдруг жалко стало малоношеные вещички в Москва-реке притапливать, жулики один хрен их распродадут по бросовой цене, всё советским людям, небогато живущим, подспорье.

Хорошо, нет нужды особой во сне, лишь увеличивается при бессонном режиме расход калорий, но несущественно. К тому же деньги есть, провизии хватает, пусть и не деликатесы, но с моим то желудком листву перерабатывать запросто и травушку-муравушку! Конечно, до такого веганского разврата не дошло, покупал пирожки с печёнкой — милое дело! Две первые ночи перекантовался на речном трамвайчике, а потом зазнакомился со сторожем, Тимофеем Ильичём, при складе стеклотары в роще Марьиной службу нёсшим и за три поллитры две смены «отдежурил» с душевным и невероятно хитрым дядькой, рассказывавшим «под мухой» множество архиинтереснейших историй по обогащению «знакомых» на сдаче бутылок. Впрочем, несмотря на байки «ночного директора» про «стеклотарных мильёнщиков» марьинорощинская шпана на склад не нападала. Почти как в деревне времечко провёл, отлучаясь лишь в магазин за водкой, консервами и хлебом, а также до киоска газетного доходил. Помывка из ведра водой ледяной только бодрила, на встречу с Меркуловым явился вполне себе приличным гражданином, не скитальцем забомжевавшим. А что не при запонках, не при галстуке, так удачно в легенду ложится о матёром нелегале, комиссар во время беседы всё узнать пытался — как в СССР прокрался вражеский шпион. Явно не в спальном вагоне под дипломатическим прикрытием, уж это чекисты первым делом обсчитали и явно озадачились– не прохожу по их учётам да картотекам!