Могу, конечно, дать «мастер-класс» старшему лейтенанту и столовым ножом произвести ремонт, за две-три минуты аппарат «Катюшу» запоёт. Ах, чёрт побери, «Катюша» в ноябре 1938 впервые прозвучит, Штирлиц, вы на грани провала!

Позавтракали, рассуждая о нынешней европейской политИк, причём Зоя и Вася осуждали Германию за аншлюс Австрии и провокации, могущие привести к мировой войне, а гражданка Малкина напирала на сознательность германского пролетариата, который через год-два свернёт шею Адольфу. Но тогда буржуазные правительства Великобритании и Франции сделают всё, чтоб два европейских и мировых гегемона ударили по дойчам, а их приспешник, панская Польша атакует Германскую Советскую Социалистическую Республику с тыла. И братский Советский Союз обязательно вмешается! И ответит! Да ещё как ответит! Сперва Варшава, потом Берлин, потом — Париж!

— Не получится, многоуважаемая Дора Марковна, Североамериканские Штаты немедля выступят на стороне Британии, их Тихоокеанский флот ударит по дальневосточным рубежам СССР. И Япония в сторонке не отстоится, они с заключения Портсмутского мира жалеют, что удовольствовались лишь южной половиной Сахалина, а нефть — на севере острова. За нефтью самураи к чёрту на рога полезут.

— Пролетарии имеются не только в Германии, уважаемый Александр, — ехидно парировала бойкая «старушка», — и Франция и Великобритания станут социалистическими, оглянуться не успеете.

— Ваш бы задор, да Марксу в уши!

Милую, почти семейную пикировку прервал звонок. Дверной, не телефонный. Гогоберидзе снова сорвался с места как заправский спринтер, вернулся с Меркуловым, держащим в руках объёмный, но лёгкий куль, там мои вещички, стопудово. Вася же в каждой руке волок по гире — пудовой.

— Что смотрите? В здоровом теле здоровый дух! Тебе, Зоечка, гантели привезут в три килограмма. Чтоб форму тут не теряли!

— Три килограмма мало, — скромно потупилась Невзлина, — пять в самый раз.

— Значит будут пять. Ну-ка, Виссарион, покажи, на что способен. Да возьми сразу две в одну руку, вон какой вымахал, два пуда сколько раз выжмешь?

Бравый старлей пыхтел и тужился, но восемь раз правой — предел. Оправдываясь неудобным хватом и соскальзыванием руки, что, в принципе, место имеет, Гогоберидзе поставил гири на пол.

— Давай, разведка, — подначил комиссар уже меня, — покажи контрразведке где раки зимуют. Как считаешь, Зоя, кто победит?

— Ой, Всеволод Николаевич, откуда мне знать.

Херня какая-то непонятная. Глупейшее тестирование, но отступать нельзя. Протёр ручки спортснарядов от потных лап старшего лейтенанта, примерился. Эх, проверялы хитрожопые, не дождётесь рекордов, но Васе «забить баки» надо всенепременно. Гордый грузин не вытерпит, захочет догнать и превзойти, вот и пускай с железяками балуется по утрам и вечерам…

По пятнадцать раз выжал два пуда и правой и левой, окончив упражнение, сымитировал усталость, гири звякнули и с небольшой высоты, но одна таки соскользнула из «разжимающихся» пальцев.

— Уффф. Давно не тренировался.

— Левша? — Меркулов спросил с таким интересом, словно он тренер в боксёрской секции, а я перспективный новичок.

— Одинаково работаю обеими руками. И пишу и стреляю. Нет разницы — левая, правая.

— Наверное, долго тренироваться пришлось, — Зоя влезла в разговор, — я тоже пытаюсь левую разработать, но без особого успеха.

— С четырнадцати лет.

— Ладно, физкультурники, дела не ждут. Александр, пошли к тебе.

В комнате комиссар бросил на кровать куль, как правильно угадал — с одеждой, оперативно пошитой энкавэдэшными портными. Впрочем, может, просто подобрали по размеру, невелика цаца — курьер с заученными данными…

— Неплохо, неплохо, — Меркулов похвалил то ли мой бравый внешний вид, то ли работу мастера, — хватит у зеркала крутиться, пошли…

Недолгой оказалась первая прогулка в модных туфлях «индпошива» — подобрали по ноге, как влитые сидят, а если у репрессированных «отжата» обувка? Этажом ниже на лестничной клетке стоял страшным истуканом, в мятом сером плаще, хмурый абрек с недельной щетиной. Здоровенный, в «полтора Гогоберидзе», хотя и Вася не из хиляков. Всеволод Николаевич открыл дверь и уверенно прошёл в комнату, аккурат под моей комнатой расположенную. За большим столом, спиной к окну лицом к двери, протирал стёкла пенсне в будущем самый эффективный менеджер всех времён, Маршал Советского Союза и кровавый палач, а покамест «только» первый заместитель Николая Ивановича Ежова, товарищ Берия. Соратник Сталина восседал в ярко-красном, рррреволюционном кресле, точь такое же стояло с моей стороны стола.

— Здравствуйте, товарищ Берия!

— Хм, проходите, «товарищ Александр», присаживайтесь.

Ишь как выделил: «товарищ Александр», с неприкрытой издёвкой. На понт берёт замнаркома, если б посчитали аферистом, или одноразовым «живым письмом», повязали бы сразу, а Берия б только в камеру зашёл «побеседовать». А тут, в неформальной можно сказать обстановке, не всё так уж и печально. Но один хрен — не время расслабляться! И улыбаться тоже не время. Картинка такая была у типа-художника Василия Ложкина в первой четверти двадцать первого века. Итак, не расслабляемся и не лыбимся, вона какой шкаф сзади пыхтит. А кресло то намертво к полу прифигачили и «завалили» так, что выбраться из него затруднительно. Мне то конечно, плевать, но всё же, всё же…