Я оказалась в торговом центре по целому ряду причин.

Во-первых, Джунсу демонстративно избегал меня, пока выздоравливало мое поврежденное плечо. Я каждый день проходила физиотерапию с Дэйвом – парнем, с которым меня свел Хантер. А еще делала уколы и не поднимала тяжести, но раздражение Джунсу только росло. Теперь он к тому же не отвечал на мои звонки и всегда был занят, когда я приходила на стрельбище. Как я поняла, он был не рад вмешательству Фитцпатриков в мою карьеру. Я не могла всерьез его винить. Бродячие псы не бывают преданными, а Хантер к тому же был чрезвычайно голоден. Не говоря уже о том, что на фоне его репутации Скотт Дисик [44] казался образцом для подражания.

А поскольку я, как и обещала, получила заключение второго врача, которое соответствовало первоначальному, то списала поведение Джунсу на уязвленное самолюбие и решила дать ему несколько дней, чтобы остыл.

Во-вторых, с модой у меня все было из рук вон плохо. С тех пор как Кристал взялась за меня, я давала больше интервью и участвовала в фотосъемках, и предпочитала делать это в одежде, которая не наводила на мысли о том, что я слепа на оба глаза и лишена здравого смысла.

А третьей причиной, как это ни печально, был Хантер. Я не хотела причислять его к причинам, но, честно говоря, мне хотелось произвести на него впечатление. Я хотела, чтобы он считал меня хорошенькой и забыл обо всех Эмили и Элис на свете.

Ладно, если быть до конца откровенной, то преображение было на девяносто процентов связано с Хантером и на десять – с возросшим вниманием прессы и избытком свободного времени. Но мне не хотелось делиться этим ни с одной живой душой. Это может стать секретом между мной и моим (явно отсутствующим) мозгом.

Вот так мы – Эшлинг, Перси, Эммабелль и я – вооружились тыквенными латте, хотя летний зной изо всех сил цеплялся за осенние месяцы, отказываясь отступать, и несли в руках пакеты из магазинов.

Я купила себе полный гардероб для тренировок, состоящий из черных штанов, которые удобством не уступали лосинам, но выглядели элегантно, как узкие брюки. На смену моим мягким, облегающим рубашкам пришли модные укороченные топы с кружевами, принтами и тщательно скроенными фасонами. А еще меня благополучно уломали купить несколько милых платьев, которые я уж точно никогда не надену.

Я пообещала подругам, что выброшу свой гардероб, который они называли «убийцей стояка», – в основном лосины, которые пережили больше стирок, чем плавки Майкла Фелпса [45] , и толстовки, истрепавшиеся так сильно, что казалось, будто они сами проделали в себе еще больше рукавов. Чтобы прояснить ситуацию, подруги решили проводить меня до квартиры. Они хотели лично убедиться в том, что я избавилась от своей старой одежды.

– А знаете, что было бы круто? – Эммабелль остановилась на выходе из торгового центра.

Мне на ум пришел только один ответ: «убраться отсюда». Но я не хотела становиться врагом веселья.

– Раздобыть новое плечо? – с тоской спросила я.

– Блинчики! – воскликнула здравомыслящая Перси.

– Уроки пилотирования, – робко предложила Эшлинг, прикрыв рот стаканчиком с кофе.

Мы начали замечать бунтарскую жилку в нашей маленькой подруге-миллионерше. Оттого мне все больше нравилось проводить время в ее компании. К тому же в ее присутствии было довольно просто следовать моему решению не рассказывать подругам о том, как Хантер Фитцпатрик трапезничал мной, как на фуршете. В конце концов, Эшлинг была его ближайшей родственницей, а потому мое признание в том, что мы с ним дважды обжимались, стало бы:

1. Непоправимо мерзким для нашей дружбы.

2. Опасным.

А вдруг Эшлинг решит рассказать своим родителям? Или другому своему брату, Киллиану? На самом деле ей даже не нужно говорить об этом семье, чтобы разразилась катастрофа. Если кто-то случайно узнает о том, что мы с Хантером лизали друг другу гланды, то Эшлинг, будучи во все посвящена, примет на себя удар за то, что не рассказала семье. Ситуация была безвыходной.

– Сейлор надо сделать стрижку. – Эммабелль подчеркнула свою мысль, изобразив пальцами ножницы.

Я категорично замотала головой.

– И кератиновое выпрямление! – воскликнула Эшлинг, округлив глаза. – Короткий прямой боб с косой челкой придал бы ей такой эмма-стоуновский вид.

С каких пор Эмма Стоун [46] стала прилагательным?

– Тогда она сможет завладеть сердцем Хантера и заставить его прозреть. – Перси хлопнула в ладоши, мечтательно глядя вдаль.

Мне хотелось покалечить их всех молотом Тора. Ради этого я была готова даже нарушить правило не поднимать тяжести.

Я глянула на Эшлинг, чтобы понять, есть ли у нее какие-то соображения по поводу замечания Перси. Хантер вообще говорил обо мне со своей семьей? Но выражение ее лица было безмятежным, как пятачок свежевыпавшего снега.

Я вообще вне его поля зрения, когда не нахожусь прямо перед ним.

– Похоже, эта затея требует очень много времени, – заметила я, потирая шею. – К тому же мне совершенно не хочется завладевать сердцем Хантера или любым другим его органом.

– Я должна тебе подарок на день рождения. – Перси хлопнула снова и указала на меня, будто говоря: «Джекпот».