Но чуяла моя варварская нежность, что у меня появились шансы победить в бою. Покувыркавшись в мягкой траве, я застонал от боли в спине, потом кое-как поднялся и, пошатываясь, попёр обратно.

— А ну, стоять! — заорал я, раздвигая стебли, — Я тебе ска…

Я застыл, оборвавшись на полуслове. Кикимора шуршала впереди, подтягивая грузное тело, и тяжело дышала. А вот рядом с ней…

— Кикушка моя! — над чудищем склонилась небывалой красоты девушка.

Падали на плечи светло-серые волосы с отливом цвета морской волны. Одета она была в длинную лазурную тунику, прозрачную, как морская волна, и открывающую виды на изгибы женского тела. И в то же время ничего нельзя было разглядеть — при попытках вглядеться ткань будто покрывалось пеной из эротичных кружев, гуляющих по всему платью.

Чем-то она напоминала нашу чародейку… Да опомнись ты, Всеволод — Креона в сравнении с этой красоткой просто щепка худосочная. А у этой, как говорят, кровь с молоком… то есть, с морской водой.

— Кикушка! — девушка хватала кикимору за наросты на крокодиловой коже, за лапы, и пыталась её чуть-чуть подтащить, — Ох, кика моя, прости! Какая же я дура!

Вид прекрасной девы, квохчущей над уродливым чудищем, как наседка, вдруг охладил мою ярость похлеще магической струи. Эта махина с клыками и когтями чуть меня не укокошила секунду назад, а тут над ней слёзы льют и целуют прямо в крокодилью морду.

Впрочем, я уже догадался, кого вижу. И даже чуть не присвистнул — так вот ты какая, Мавша…

Ну, теперь-то я понимал этого Хмарока, или Хморока — да без разницы. Злополучную Сияну я ещё не видел, но уже однозначно мог сказать, что с персиками у Мавши было всё в порядке. С дынями, если уж быть точнее.

Да, я нагло уставился, но дело было не только в её красоте. Просто реальное существование ещё одного бога ломало мои устои, я не мог до конца это принять, вот и таращил глаза. Сражаться с богиней у меня и в мыслях не было, тем более, долго она тут не пробудет.

Кстати, о пределах…

Мой предел оказался гораздо ближе, чем я думал — как-то неожиданно тело напомнило о том, что оно из себя сейчас представляет сплошную рану. В плече, на груди и, кажется, на спине рваные раны, с которых так и сочилась кровь. Везде синяки, да ещё вроде пара рёбер сломаны.

— Не отвлекаю? — проворчал я, тяжело осев на землю.

Мавша резко обернулась, округлив глаза. На её щеках застыли слёзы.

— Я тебе не отдам мою кикушку, — она встала между мной и чудищем, — Решил так отомстить мне, да? Забрать её силу? Я всегда знала, что…

Вот истинно женская логика. Сначала «кикушка» чуть меня не съела, а теперь «я тебе её не отдам». Это уже начинало раздражать…

— Я ещё раз повто… о-о-ох! — я хотел рявкнуть, но грудь отозвалась болью, — Да не Хмарок я…

— А почему же мы говорим? — Мавша прищурилась, кивнув в сторону.

Я присмотрелся. И вправду… Трава снова замерла, не шелохнувшись, двигались только стебли, которые я приминал. Воздух стоял, как в самую жаркую безветренную погоду. Прямо над нами в небе, распластав крылья, застыл ястреб.

— Но я…

Мне не дали договорить. Кикимора сделала ещё движение, подтягивая себя — чуть приподнялась на передних лапах и окончательно рухнула, шлёпнув пастью по земле и клацнув зубами. Прогудел последний тяжёлый вздох, её язык вывалился… и больше спина чудища уже не вздымалась.

— Кикушка!!! — Мавша бросилась к ней, стала тянуть, тащить куда-то вперёд.

Правда, выглядело это так, как и должно было выглядеть, если девушка вздумает тянуть лежащего быка. Туша чудища не сдвинулась ни на сантиметр.

Я сделал попытку встать, и у меня пока что особо не получалось. Надо идти к барду с колдуньей, а потом опять искать эту лучевийскую девчонку. Надеюсь, её-то кикимора не сожрала?

Ещё одна попытка подняться, как вдруг передо мной оказалась грудь, скрытая полупрозрачными складками туники. Грудь маняще колыхнулась, когда Мавша упала передо мной на колени и, схватив меня за плечи, чуть не упёрлась лбом в мой лоб. Прямо передо мной горели надеждой зрачки кораллового цвета.

— Хмарушка! Ну, дорогой мой, ночной ты мой шторм, крепкий утёс в моём заливе, — запричитала Мавша, и я даже смутился.

Судя по всему, отношения у неё с северным богом и вправду были довольно близкие.

— Да не Хмарок я… — мне пришлось выдернуть руку.

— Кикушку мою… родненькую, глупенькую… — Мавша заплакала, — Не рассчитала я, дура!

— Я-то тут причём?!

Наша словесная перепалка продолжалась несколько секунд. Я пытался доказать, что я — не Хмарок, в ответ же услышал такое, что у меня даже уши залились краской, и это при том, что Тёмного Жреца смутить трудно.

Я узнал, что Хмарушка, ну, то есть, я — повелитель её жаркой ночи и вороной жеребец, на чьём достоинстве крутится северная ось… Ночной шторм, врывающийся ураганным ветром в её спокойные воды.