Шрифт:
— Ты пыталась тысячу лет донести до меня, что я не тот человек, которого постигло несчастье. И вот, кажется, я понял, кто я.
— Мне очень интересно узнать, как ты обрёл понимание своей сути, — призналась ведьма, — прогулка предстоит долгой, у нас может уйти целые месяцы, чтобы достигнуть сердца того, кто считает меня своим врагом.
Сознание Нежильца потоком омывало бетон под ногами Гетеры, делая его чуть теплее.
— Первые пять лет после пропажи Комплекса, — ответил он, — я тщетно пытался с тобой связаться. Я пересёк в поисках твоей персоны все континенты…
— О, я была на самом южном из них. Мне требовалась полная, беспредельная тишина, чтобы удержать этого псевдобога под покровом Завесы.
— Твоё причастие к происходящему я, к сожалению осознал значительно позже. Вскоре, после пропажи Комплекса, произошла трагедия. Я случайно оказался под влиянием объекта, в который был заключён проклинающий голос Мнемогемнона.
— Случайно ли? — Философски добавила ведьма.
— В этот момент, — продолжал Нежилец, — в моём уме впервые прозвучал вопрос: как я могу осознавать себя, если Я умер? А если погибло только моё тело, где же Я находился до этого? Все эти мысли привели меня в давно забытое чувство паники и деперсонализации. Я обратил на себя слишком большое внимание, и спустя всего несколько минут, был схвачен с помощью стула, который должен был вытянуть из меня всю жизнь.
Когда до Орловой дошло, что человек не собирается иссыхать, как прочие жертвы стула, она приказала запереть его в самой глухой камере. Если не считать несколько интервью, которые проводила Ольга, можно сказать, что следующие тридцать лет Нежилец провёл в полной изоляции. Он явно ощущал, как стул стремиться высосать из него все соки, и иногда даже казалось, что жизнь действительно покидает тело Нежильца. Но где это тело? Люди не замечали его до тех пор, пока он не обращал на себя их внимание, и складывалось впечатление, что каждый человек видит его по-своему. Что касается самого Нежильца, то он давно уже не видел своего тела и лица, но очень ясно ощущал его. Он точно знал, где находится его рука, где находятся его глаза, мог видеть, слышать и щупать, но… Как? Возродившись после битвы с Мнемогемноном, его разум позволял видеть своё тело, но со временем, спустя столетия, он забывал всё больше и больше фактов из своей жизни. И вот однажды, скитаясь по миру, он вдруг понял, что больше не видит своего тела. Смятение сменил ужас, когда Нежилец осознал, что совершенно не заметил того момента, когда тело перестало существовать, оставив лишь за собой лишь образ чувств и ощущений.
В камере Зоны 112 Нежилец провёл за размышлениями о своей природе тридцать лет. В этот раз, лишённый своих привычных занятий, он переживал каждую секунду в полной тишине, и, — о, Создатель! — как же долго тянулись эти секунды.
Невозможно даже предугадать, сколь долго он сидит в этой камере в одной из своих бесчисленных вселенных. Что, если план Орловой претворился где-то в жизнь, и его держат взаперти целыми тысячелетиями? С другой стороны, сколько бы версий происходящего не было, каждая из них рано или поздно придёт к тем же выводам, что и Нежилец во вселенной Евгения Стацкого.
Ощутив, как материя скорейшим образом опадает в небытие, он понял, одну простейшую вещь: чем бы он ни был, он не способен пережить эту вселенную. Потому что всё вокруг, включая него самого держится на силе этой самой вселенной. Это открытие прервало в его уме серию душевных истязаний, потому что буквально через два часа бытие прекращало своё существование. Какие ошибки? Какие успехи? Что это вообще такое? Как его всё это может касаться? Он никогда не умирал. Он появился на месте сожжённого эго, которое однажды прокляло и изничтожило неведомое человечеству зло. Он никогда не был тем человеком, которое полегло в схватке с чудовищем. Он тот, кто это чудовище победил!
Отправив послание в параллельный мир, он дождался гибели всего, и когда весь космос сжался до размеров замочной скважины, просто отпустил ситуацию, ибо держатся больше было не за что.
Так Нежилец в этой вселенной, запертый в камере, получил послание от себя самого. Обычное зеркало. Он смотрел в него, не наблюдая отражения, и задавался вопросом, кто же тот, кто видит? Если тело является иллюзией, которую окружающие принимают за тело, то что воспринимает стул, на котором эта иллюзия сидит? И как эта иллюзия может сидеть?
Переходя от слова к слову, совершая робкие ментальные шаги по своим мыслям, Нежилец понял, что есть только один способ увидеть истину о своём существовании, — это просто хорошенько всмотреться в то, что ты ощущаешь как себя самого. Его разум в течении полутора тысяч лет переваривал раз за разом неизмеримое количество впечатлений и понятий. Каждое слово, каждая мысль была прожёвана миллионы раз, и расшатанный ум продолжал это ежесекундно.
Сидя перед зеркалом, Нежилец понял, что в его уме нет тех ответов, которые он так ищет. И никогда не было. Какие ответы могут быть в толще мыслей о прошлом и будущем? Все эти предположения, догадки, крамолы и догматы — всё это удел смертных. В этом мире для Нежильца не осталось ничего нового. Он тысячу раз обдумал свою смерть и ту невыносимо долгую жизнь, что была после. И лишь сидя взаперти, прикованный самой судьбой к старому деревянному стулу, он понял, что его ум, как и бывшее когда-то тело, — лишь иллюзия. Привычка, оставшаяся от того человека, которым он на самом деле никогда и не был.
И на вопрос, кто же тогда тот, кто видит, ум Нежильца, кажется, просто сломался и… исчез. Стул объяло пламенем. Стекло, покрытое слоем амальгамы, разлетелось на куски.
— Так кто же ты, в таком случае? — Спросила Гетера, когда Нежилец закончил свой рассказ.
— Я не знаю, — признался голос. — Я способен распознать каждый атом этой планеты, могу просочиться сквозь самые твёрдые материи. Я наблюдаю волны, управляющие пространством, и вижу, как они подчиняются первейшим принципам бытия.