Раньше других в Европейскую Россию вернулись А. В. Розен и Е. П. Нарышкина с мужьями, отправленными на Кавказ в 1837 г. Давыдова, Ентальцева и Юшневская, как уже говорилось, приехали на родину вдовами, схоронив в Сибири мужей, ради которых отправились в добровольное изгнание.

Вернувшиеся изгнанники, явившие пример высокой нравственности и душевной стойкости, были встречены передовым обществом с почтительным уважением и симпатией. "Довелось мне видеть возвращенных из Сибири декабристов,- писал Лев Толстой,- и знал я их товарищей и сверстников, которые изменили им и остались в России и пользовались всяческими почестями и богатством. Декабристы, прожившие на каторге и в изгнании духовной жизнью, вернулись после 30 лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, которым нечем хорошим было и помянуть свою жизнь; казалось, как несчастны были приговоренные и сосланные и как счастливы спасшиеся, а прошло 30 лет, и стало ясно, что счастье было не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей, и что каторга и ссылка, неволя, была счастье, а генеральство и богатство и свобода были великие бедствия..."88

Слова о "духе людей" по праву можно отнести к спутницам декабристов - их женам, исполнившим в Сибири, по словам Ф. М. Достоевского, "высочайший нравственный долг". П. И. Чайковский, познакомившийся (и породнившийся) с последней из декабристок - А. И. Давыдовой, считал, что она представляла одно из тех редких проявлений человеческого совершенства, которое с лихвой вознаграждает за многие разочарования в столкновениях с людьми. "Она была и в Чите, и в Петровском заводе и всю остальную жизнь до 1856 года провела в различных местах Сибири. Все, что она перенесла и: вытерпела там в первые годы своего пребывания в разных местах, заключения вместе с мужем, поистине ужасно. Но зато она принесла с собой туда утешение и даже счастье для своего мужа... Я питаю глубокую привязанность и уважение к этой почтенной личности"89.

Александра Ивановна писала из Сибири Н. Н. Раевскому: "Я уже посвятила всю себя бедному мужу моему и сколько ни сожалею о разлуке с детьми моими, но утешаюсь тем, что выполнила святейшую обязанность мою"90. Вместе с Давыдовой "святейшую обязанность" выполнили все женщины, принявшие добровольное изгнание.

Две декабристки - Мария Волконская и Полина Анненкова - запомнили и записали все то, что видели и пережили за долгие сибирские годы, дополнив воспоминания самих революционеров.

М. Н. Волконская начала писать записки, вернувшись из Сибири. Получился простой и бесхитростный рассказ о ее жизни с момента замужества и до возвращения из изгнания. Воспоминания написаны на склоне лет женщиной, прошедшей через 1825 год, через сибирскую каторгу. Разумеется, Волконская 50-х годов уже не та, что была в 1826-м. И все же, делая известную поправку на "повзросление", мы можем представить, как поняла и восприняла восстание декабристов 20-летняя женщина, выросшая в высокообразованной среде, воспитанная в духе свободомыслия, свойственного семье Раевских. С первых же слов повествования становится ясно, что брак Волконских не был заключен по любви. Однако самого Волконского Мария Николаевна называла "достойнейшим и благороднейшим из людей". С таким же почтением она писала и о единомышленниках мужа. Неоднократно подчеркивала она полнейшую бескорыстность, идеализм движения декабристов, что произвело на нее сильнейшее впечатление. "Действительно,- писала Волконская,- если даже смотреть на убеждения декабристов как на безумие и политический бред, все же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое"91. Как на истинного патриота, героя, а не просто страдальца смотрела Мария Николаевна на осужденного мужа. И вера в него сделала непоколебимым ее решение следовать за ним в Сибирь.

В записках Волконской нет эффектных мест, зато есть масса живых эпизодов и деталей, весьма метко схваченных. Весь ее рассказ поражает искренностью и правдивостью. Этим, вероятно, и объясняется исключительная популярность и известность ее мемуаров. Работая над поэмой о декабристках, Н. А. Некрасов попросил Михаила Волконского92 познакомить его с воспоминаниями матери, написанными по-французски. Волконский переводил их "с листа" (Некрасов не знал французского языка), а поэт, слушая его, вскакивал с места, закрывал лицо руками...

Через много лет, уже в начале нашего века, старая женщина, близкий друг, корреспондент и помощник А. И. Герцена по Вольной печати Мария Каспаровна Рейхель испытывала подобные же чувства, читая записки М. Н. Волконской. В письме Е. С. Некрасовой она писала: "Мой Алекс (сын.-Э. П.) подарил мне книгу: записки княг. Волконской. Можете представить, как меня это волнует еще теперь после такой давности"93.

Мария Волконская писала свои записки специально для сына. Он же, к 1904 г. ставший весьма преуспевающим чиновником, не без колебаний взялся за издание воспоминаний матери. Однако записки, впервые появившиеся в печати в 1904 г. на французском языке, имели такой успех, что через два года издание пришлось повторить. И в дальнейшем - вплоть до наших дней - они переиздавались неоднократно94. Существует ли лучшая оценка написанного?

Возвращение декабристов из Сибири резко усилило общественный интерес к первым русским революционерам. Энтузиасты начали энергичные поиски и сбор материалов о них. Именно тогда один из активных собирателей декабристских материалов - будущий издатель "Русской старины" М. И. Семевский предложил Полине Анненковой написать воспоминания. В то время Анненковы жили в Нижнем Новгороде. Полина Егоровна была уже видной дамой местного общества, помимо светских обязанностей на ней по-прежнему лежали нелегкие семейные дела, но это не помешало ей с большим энтузиазмом откликнуться на предложение Семевского.

Поскольку Анненкова так и не освоила русский язык, она диктовала воспоминания дочери Ольге по-французски, та их записывала, переводя на русский. Так появились еще одни декабристские мемуары. М. И. Семевский опубликовал их в "Русской старине" в 1886 г., уже после смерти Полины Егоровны (как и супруг, она скончалась в Нижнем Новгороде). Публикацию тормозил зять Анненковых-генерал-майор Иванов, который, как мы помним, когда-то в молодые годы, будучи в меньших чинах, не побоялся приютить в своем доме ссыльного Ф. М. Достоевского... В дальнейшем "Воспоминания Полины Анненковой" неоднократно издавались отдельной книгой95.