Время наибольшего расцвета различных ассоциаций - 1863-1864 гг. Вне сомнения, и в этом деле наиболее сильный толчок произвел роман Н. Г. Чернышевского. "Одно время после появления "Что делать?" подражание его героям обратилось в поветрие,- вспоминала современница.- Тысячи дам и девиц пытались открывать артельные мастерские по программе Чернышевского"81. Правда, судьба их не была столь ярка, как у издательской артели,- почти все они оказались недолговечны.

Преобладали, разумеется, созданные по примеру Веры Павловны швейные мастерские - "самый доступный, легко исполнимый из являвшихся прежде ответов на поставленный в заголовке романа вопрос" П. Г. Чернышевский подробно, на 20 страницах, описал устройство таких мастерских "по-новому", дав в руки женщинам настоящую инструкцию. "Отдельного издания романа "Что делать?" тогда не существовало,- вспоминала Е. Н. Водовозова.- Покупали номера "Современника", в которых он был напечатан, и отдавали переплетать отдельной книгой. Самою страстною мечтою юноши, особенно молодой девушки было приобретение этой книги: я знала нескольких, продавших все наиболее ценное из своего имущества, чтобы только купить этот роман, стоивший тогда 25 рублей и дороже. Усевшись за стол, собравшиеся раскрыли роман в том месте, где было описание швейной мастерской, и начали подробно обсуждать, как ее устроить"83.

В большинстве случаев мастерские составлялись частью из нигилисток, не умевших шить, но горячо желавших "делать дело", частью из простых работниц-швей, "желавших только иметь заработок"84. И на этой почве происходили различные курьезы. Находились ловкие особы, которые открывали мастерские с помощью кружка идейных поклонниц романа Чернышевского и, отделавшись от своих благодетельниц, забирали в руки швей и заводили собственное дело.

Подобный случай описан самой учредительницей одной из подобных артелей - X. Д. Алчевской. По свидетельству очевидцев, бывало и хуже: "Легкомысленные барыньки устраивали свидания в помещении трудовой ассоциации; подбирались соответствующие мастерицы, и мастерская обращалась в приют веселой жизни". Е. Н. Водовозова описала, как на ее глазах распались две швейные мастерские: в первом случае подвела экономическая и практическая неопытность устроительниц, во втором артель "разложили" три выкупленные проститутки, которые не умели, да и не хотели работать85.Так в реальной жизни благородные идеи Чернышевского оказывались неосуществимыми.

Связь женских производственных ассоциаций с революционным движением тщательно изучена и описана Э. С. Виленской на примере швейной мастерской сестер Ивановых в Москве. Эта артель создавалась под влиянием революционного кружка ишутинцев и работала в непосредственном контакте с ними. С момента официального основания (23 февраля 1865 г.) она функционировала более года и прекратила существование в связи с арестом сестер в мае 1866 г. Кроме устроительниц мастерской Екатерины Львовны и Александры Львовны (сестер ишутинца Д. Л. Иванова) в артель входили около десяти швей, а также несколько интеллигентных женщин, "степень и характер участия которых остаются нераскрытыми"86. Среди них были М. К. Крылова-в дальнейшем активная участница народнического движения, А. Н. Шабанова-одна из лидеров женского движения и первых женщин-врачей, сестры Засулич - Александра (по мужу Успенская) и Екатерина (по мужу Никифорова), причастные в дальнейшем к нечаевцам и проведшие большую часть жизни в ссылке, А. Н. Колачевская, также привлекавшаяся к процессу нечаевцев, О. С. Левашова - в дальнейшем член Русской секции I Интернационала, ее сестра М. С. Зиновьева и др.

По образцу романа "Что делать?" нигилистки начали устраивать в мастерской лекции и практиковать чтение журналов и книг, пытаясь не только общаться с народом в лице работниц-швей, но и влиять на него. Читали А. И. Герцена, М. Л. Михайлова, И. С. Тургенева и И. А. Гончарова. Когда же дело дошло до "Физиологических писем" Фогта, слушательницам они оказались совсем недоступны.

Между тем в деятельности артели с самого начала выявились трудности. Не хватало денег (за выполненную работу запрашивали недорого), поэтому приходилось брать взаймы у ишутинцев. Поскольку члены артели не только работали, но и жили вместе, имели общие спальни и общий стол, то (по причине низкого заработка) практически все жалованье уходило на питание и уплату за квартиру, что вызывало естественное неудовольствие мастериц и даже уход их из артели.

Опыт создания производственной ассоциации и в данном случае оказался негативным.

Такой же исход имело и другое женское начинание в духе идей утопического социализма - создание коммун. Наряду с другими ассоциациями они получили значительное распространение в 60-70-е годы. Помимо идейных соображений о всеобщем труде и равноправии женщин в быту и работе создание коммун вызывалось и чисто практической необходимостью: общие квартира, хозяйство, бюджет были экономически выгодны для женщин (как и для студентов, малоимущих интеллигентов и т. п.), оказывавшихся часто без всяких средств к существованию в результате разрыва с родителями, мужьями, ухода из дома.

Коммуны устраивались самые разные и разными людьми. В. А. Слепцов, горячий поборник женской эмансипации, писатель и разносторонне одаренная личность (он был хорошим певцом и музыкантом), один из самых популярных разночинцев "второго призыва" (после ухода Чернышевского, Добролюбова, Михайлова), решил в 1863 г. претворить в жизнь идею Чернышевского о коммуне как ячейке социализма. Устроенная им "Знаменская коммуна" (название происходило от петербургской улицы, на которой располагалась коммунальная квартира) по существу стала женской ассоциацией: женщины преобладали численно (кроме Слепцова в коммуне жили еще только двое мужчин) и именно они задавали тон. Слепцовская коммуна получила наибольшую известность среди всех других: она была описана во многих воспоминаниях современников, дала обильный материал для антинигилистической литературы (романы Вс. В. Крестовского "Панургово стадо" и Н. С. Лескова "Некуда"), а позднее, уже в наше время исследования специалистов.

Хотя в коммуну принимали "с большим выбором, людей более или менее знакомых между собой и вполне порядочных", ее состав получился довольно пестрым: рядом с "подлинными нигилистками" - "бурыми" - там жили "нигилистки поддельные, либерального толка"87. В числе "бурых" были две чрезвычайно колоритные женские фигуры: А. Маркелова (по мужу Каррик) и Е. Макулова. Александра Григорьевна Маркелова (1832-1916 гг.), подруга Л. П. Шелгуновой по пансиону, переводчица, поселилась в коммуне по идейным мотивам. "Некрасивая и глухая, но очень образованная и талантливая", по воспоминаниям ее сожительницы по коммуне Е. Цениной-Жуковской, она "представляла собой знаменитость, к которой ездили знакомиться люди весьма разнообразных слоев общества"88. Однако, если верить мемуаристке, "общее поклонение" вызывали не столько таланты Маркеловой, сколько некоторые детали биографии, интриговавшие толпу: некогда, увлеченная художником, она покинула родительский дом и уехала за границу, откуда вернулась без художника, но с ребенком, которого не отдала родителям, а стала воспитывать сама, собственными трудами и средствами. С 1865 г. над нею был установлен негласный надзор по поводу "заявления ею учения своего о нигилизме"89

Княжна Екатерина Александровна Макулова (ок. 1840 - 1896), как и Маркелова, сама зарабатывала себе на жизнь переводами из иностранных газет, имела стесненные средства, а потому была кровно заинтересована в коммунальной квартире. Она тоже много лет находилась под надзором полиции как неблагонадежная, в 1868 г. привлекалась к дознанию по делу о "Рублевом обществе" Г. Лопатина-Ф. Волховского.

Екатерина Ценина (позднее - жена Ю. Г. Жуковского, известного журналиста и экономиста) также выделялась среди членов коммуны своими нигилистическими крайностями: одевалась не просто бедно, но даже неряшливо (по Лескову, "она страдала полным отсутствием всяких манер и опрятности"). По причине скудости средств свои физические потребности ограничивала до минимума.