Шрифт:
— Гм… Чтобы осуществить твой проект, надо передать пионерам по крайней мере весь Крым.
— Конечно, это утопия. Но Артек… Детский мир будущего. Это так прекрасно, Митя…
— Руди, ты еще не заснул?
— Ни в одном глазу.
— Я хотел только сказать, что мне уже надоело сидеть сложа руки. Чертовски хочется работать!
— Договоришься с Бленкле, и всё будет в порядке.
— Ладно, давай спать… И опять:
— Слушай-ка, Митя…
— Ты еще не спишь, Руди?..
И уже когда сон стал совсем одолевать меня, когда темно-синий с желтыми просветами квадрат окна стал светло-серым, когда до меня донеслось легкое посапывание Руди, я снова подумал, что вот в один и тот же день я встретился с двумя немцами: врагом и другом. Фашист Герхард фон Люцце ждал встречи с «Гигантами», человекобогами, а комсомолец Руди «Киндербюро» мечтал об Артеке для всех немецких ребят…
Утром я отдал деньги фрау Шталь и поехал в Дом Карла Либкнехта.
На этот раз Конрад Бленкле оказался на месте.
— Ну как, осмотрелся? — заботливо спросил он. — Хорошо тебя устроили?
— Отлично, — сказал я. — Вчера перебрался к Руди Шталю. Знаешь, его еще прозвали «Киндербюро»…
Бленкле усмехнулся:
— Тогда ты в верных руках.
— Еще бы! Мы с ним уже подружились. Ну вот, бездельничаю. Гуляю по Берлину, словно турист какой-нибудь. Ждал тебя, чтобы решить вопрос о моей работе.
— А мы уже решили. Тебе и Бруно Кюну поручили провести курсы руководителей групп юных спартаковцев. О работе не беспокойся. Наступает горячая пора. На носу праздник Мая. Партия готовит грандиозную демонстрацию. Правительство Мюллера держится на ниточке. Надо эту ниточку оборвать. Юные спартаковцы тоже примут участие в демонстрации… Потом — Ворошиловский лагерь. Надо хорошенько подготовить его открытие. Тут мы рассчитываем на твой опыт. Сейчас позовем сюда Герберта Бурхарта, вы познакомитесь и обо всем договоритесь.
От Руди я уже знал, что Бурхарт, более известный под странной кличкой «Антенна», является председателем Центрального бюро по работе с детьми. И Руди предупредил меня, что этот самый Антенна, известный своим упрямством, и слышать не желает о пионеризации детских групп. «Нет бога, кроме Эдвина Гернле [37] , а он, Герберт Бурхарт, пророк его». Вот какая штука! Ну что ж, познакомимся, поспорим, схватимся, если того потребует дело.
Но до встречи с Бурхартом мне хотелось рассказать Бленкле о вчерашнем разговоре с фашистом.
37
Эдвин Гернле — немецкий педагог, коммунист, один из создателей детских коммунистических групп в Германии, считавший, что детские организации должны копировать методы партийной и комсомольской работы.
— Знаешь, Конрад, а ведь вчера меня вербовали коричневые, — начал я интригующе.
— То есть как это — вербовали? Где ты с ними встретился? — тревожно спросил Бленкле.
— В ресторане. За бутылкой вина.
Я коротко пересказал свой разговор с фон Люцце.
Конрад слушал очень внимательно, не перебивая. Даже что-то записывал в блокнот.
— Поистине тебе повезло. Приехал в Берлин и сразу же выслушал исповедь матерого фашиста. Гм… значит, предлагал вступить в национал-социалистскую партию и сулил власть над всем миром? Забавно! Ну, ты, Дмитрий, конечно понимаешь, что весь этот мистический бред, состряпанный господином Гербигером, и яйца выеденного не стоит. Тоже мне, Зигфриды! Не на эту приманку ловят нацисты наших достопочтенных бюргеров.
— Но всё-таки ловят? — настороженно спросил я.
— Вот что я тебе скажу, Дмитрий. Недавно был у нас Альберт Бухман. Серьезный человек и уж никак не паникер. Он член ЦК КПГ и депутат рейхстага от Южной Баварии. Так вот, он сделал доклад для работников ЦК о положении в Баварии. У них там специфическая обстановка. Штурмовики бесчинствуют, никак не могут позабыть о «пивном путче». Бухман предупреждал: Бавария не за океаном, коричневые готовятся к прыжку.
— Вильде говорила мне примерно то же самое.
— Вот, вот… У нас — иная обстановка и наци пока что помалкивают. Но мы, понятно, пристально за ними наблюдаем. Что же касается этого фон Люцце, то он, по-моему, настоящий кретин.
Тут вошел Бурхарт, и мой разговор с Бленкле оборвался.
Председатель детского бюро оказался верзилой. Меткое ему дали прозвище «Антенна»! Меня встретил дружески, но уже с первых слов заявил, что «механическое перенесение советского опыта может нанести только вред делу».
— Давай отложим наш разговор на несколько дней, — предложил я. — Проведем курсы, и тогда… Согласен?
Антенна кивнул головой:
— Да я не спешу. Только учти: попробуешь перевоспитывать наших ребят — крепко будем ругаться.
— Я и тебя перевоспитаю, вот увидишь, — пообещал я и, попрощавшись с Бленкле, пошел в детское бюро.
А через два дня, рано утром, на маленьком «опеле» мы с Кюном отправились в Тюрингию.
Апрель в Германии был очень теплым.
Всё вокруг нежно зеленело, и в окне автомобиля, как в рамке картины, возникали, сменяя друг друга, аккуратненькие, словно бы причесанные щеткой, пейзажи. Черепица островерхих крыш, шпиль деревенской кирки, чуть возвышающийся над подстриженными кронами деревьев, изумрудные полоски посевов и округлые, точно нарисованные на голубом полотне, облака.