Шрифт:
– А ты? – спрашиваю вместо признаний.
– Скучаю, да.
Облегчённо вздыхаю. Он скучает… по мне. Я должна быть счастлива, да? Но блин… Мне так мало этих признаний. Хочется как в книжках и фильмах про любовь, где весь этот стандартный набор клише и штампов, которые так презирает Потоцкий. Но розовые сопли и любовь до гробовой доски – точно не про нас.
– Ладно, Дань. Не буду тебе мешать. Спокойной ночи, извини, что разбудила.
– Насть, у тебя что-то случилось?
– С чего ты взял?
– Голос грустный.
Усмехаюсь.
– Тебе показалось. У меня всё за-е-би-сь!
– Не пей много. И давай домой пораньше. Я волнуюсь за тебя.
– Угу. Пока, – кладу трубку.
Нервы натянуты до предела. Дурацкий вышел разговор. И зачем я ему звонила? Что хотела услышать?
Дура ты, Настя. Дура!
Совсем забила на свои принципы, как и жизненную позицию.
А помнишь как раньше, а?
“Я не обижаюсь на людей, я просто меняю о них своё мнение”
Или же…
“Не жди от людей больше, чем они могут тебе дать”
То-то же. Глупо придумывать в своей башке идеализированный образ Потоцкого, а затем сходить с ума, когда Потоцкий-реальный оказывается совсем не похожим на того чувака, которого придумала твоя бурная фантазия.
Мысленно махнув рукой, мол, да пошло оно всё, я возвращаюсь в бар.
Бутылку шампанского опустошаю за полчаса. Порядок. В голове появляются вертолёты, мир немного приобретает краски.
– Насть, идём с нами, – девчонки тянут меня за руки и таки вручают микрофон.
Вообще-то, мне медведь на ухо наступил, и все про это точно знают, но кого это сейчас волнует?
***
Девчонок забирают мужья. Жека грузит Свету на заднее сиденье, мне командует сесть спереди.
В отличие от Светы, я лишь наполовину “дрова”. Я всё ещё могу пристегнуться ремнём безопасности и если вдруг спросят, то без запинки скажу все буквы английского алфавита.
Плюхнувшись на сиденье рядом с водителем, утыкаюсь взглядом в окно. Женя крутит руль, поглядывая в зеркало на лобовом – там Светка на заднем сиденье уже едва не храпит. Я ловлю взгляд друга и немного завидую его жене. В моём представлении о настоящем мужике и его серьёзных намерениях – где-то всё так же. Мужчина должен заботиться о своей женщине, даже когда она в конкретных дровах храпит на заднем сиденье в его авто.
Машина тормозит напротив моего подъезда.
– До квартиры провести или сама дойдёшь, Насть? – спрашивает Жека, когда я отстёгиваю ремень безопасности.
– Сама. Спасибо, что подвёз.
– Пожалуйста. Ты это… осторожно, хорошо?
– Я почти не шатаюсь. Не видишь, нет? – выйдя на улицу, руками упираюсь в крышу машины. Заглядываю в салон, и лыбу тяну едва не до ушей.
– Вижу, да. Насть, я не про это сейчас. Я имел в виду тебя и Данила.
– Да? Интересно. И почему я должна быть осторожной, хм?
– Просто потому, что это Потоцкий. Ты же помнишь вашу историю десять лет назад.
– Ну амнезией я как бы не страдаю. А ты к чему вообще начал этот разговор?
– Переживаю за тебя.
– Есть что-то, чего я не знаю? Жень, если начал говорить, то говори до конца.
Пожав плечами, Жека говорит, что ничего не знает. Просто предчувствия у него нехорошие.
– Ладно, раз тебе нечего мне сказать, то я пойду. Спокойной ночи, Евгений. Утром не забудь Светке принести аспиринчика и минералку.
– Не забуду, – улыбается Жека и я спешу двинуться к подъезду.
Оказавшись в своей однушке, прокручиваю в голове прошедший вечер. Ностальгия накатывает. Достав из стола старые фотоальбомы, устраиваюсь на кровати. Просматриваю фотки. Особенно долго рассматриваю снимки десятилетней давности.
Одну фотографию щёлкаю на свой телефон. Отправляю Данилу. Интересно, он помнит этот снимок?
Мы здесь целуемся, никого не замечая вокруг. Десять лет назад. Во дворе больницы. На лавочке. Данил пару дней как после операции – вырезали аппендицит. А мы всей нашей большой компанией припёрлись его проведать.
Помню, я тогда ему призналась в любви. Это был первый и единственный раз в моей жизни, когда я кому-либо сказала: “Я тебя люблю”.
Но сегодня я почти в хлам. Пофиг, что он обо мне подумает. Я сейчас вся на эмоциях. Следом за фоткой пишу Данилу на мессенджер сообщение:
“Я всё ещё люблю тебя”.
Глава 18
Утро врезается в сознание острой головной болью. Уткнувшись лицом в подушку, ощущаю себя раздавленной лепёшкой.