Шрифт:
Рывком поднимаю себя на ноги и, решительно чеканя шаг, направляюсь в душ. Контрастный. Пару раз от перепада температуры ору в голос, тем самым немного понижая градус своего странного внутреннего напряжения.
Легче. Можно даже дышать спокойно, а не с перебоями.
Смотрю на часы и тихо чертыхаюсь. Опять опаздываю. Но без физической нагрузки с утра пораньше лучше день не начинать. Это я знаю как «дважды два».
– Славка, опять проспала? – подмигнула мне мама, а дядя Паша отсалютовал мне бутербродом.
– Она с шести утра в цоколе опять себя на тренажерах истязала, – проинформировал мать отчим.
– Итак уже вся как вобла сушеная, дочь. Ну куда ты там что качаешь, а? – я же только закатила глаза и села за стол, выпивая стакан холодного молока почти залпом.
– Тебя уже Юрий ждет, Слав, – торопит меня дядя Паша.
– Я с Киром доберусь, – отмахиваюсь я, а мужчина только обреченно вздыхает.
– Как там Анна? – озабоченно спрашивает мама.
– Не то, чтобы хорошо, конечно, но уже лучше. Голос вернулся, и температура не зашкаливает. Думаю, что через неделю уже будет на ногах, – отвечаю я, попутно пережёвывая хлопья, но тут же отвлекаюсь на входящий от друга, – а вот и Кир уже здесь. Я погнала, всем бобра!
Вылетела из столовой, наскоро нацепила пуховик и нахлобучила шапку, подхватила сумку и пулей выпорхнула из дома, чувствуя, как оголтело разрывается в заднем кармане джинс телефон. Кирилл не из терпеливых.
– Привет! – отсалютовала я, заныривая в прогретый салон его ауди.
– Копуша, – пробухтел друг и вырулил в сторону института.
– Не без этого, – согласно выдохнула я и отвернулась, смотря на малопривлекательный унылый пейзаж за окном.
До самого института мы молчим и слушаем музыку, грустную и тягучую, как и это ноябрьское утро. Кир паркуется у института, а дальше мы оба замираем, глядя в никуда.
– Опять как туча грозовая? – первым нарушает молчание парень.
– Что? Это я от тебя заражаюсь, Кир. Хватит уже страдать по своей Марте, хватит! Ясно? Лучше бы Зотову на свидание пригласил, она на тебя уже с весны смотрит как на божество.
– Не хочу я Зотову, – вздыхает друг и поджимает губы.
– Ну тогда смирись, что твоя Марта кроме тебя периодически хочет еще кого-то. Делов-то, – пожала я плечами, хотя от всей души сочувствовала другу.
– Я не знаю, что делать, – грустно тянет Кир.
– Если не получается забыть – переключись на другую, – философски изрекаю я, хотя сама же и не чувствую толка в своих словах.
– Наверное, ты права. Но только не на Зотову, – и где-то тут мы начинаем смеяться, как два болвана, а потом я прижимаюсь к его плечу и ободряюще сжимаю его руку.
– Прямо по курсу охотник. Видишь? – киваю я на замершую в отдалении бывшую Евсеева.
– Вижу. Она до сих пор думает, что я бросил ее из-за тебя. А то, что она была на вписке у Климова, а потом и у Сотникова – это ерунда, шалость. Где логика? Я не понимаю. Черт, до сих пор в ушах звенят их хвалебные отзывы о ее постельном мастерстве. Жесть!
– Что она тут делает?
– Меня выслеживает, а я вот, нехороший мальчик, за твоей юбкой прячусь, – поворачивается ко мне и подмигивает, растягивая губы в улыбке, только вот в глазах веселья нет, там только больная, абсурдная одержимость девушкой, которая не достойна такого как Евсеев.
– Все, Кир, забудь. И идем на пары, а то опоздаем.
Выходим из машины и спешно направляемся в сторону входа в родной Альма-матер. Марта не подходит, но в цвет за моей спиной обсуждает какую-то девицу легкого поведения. Речь нецензурная. И я понимаю, что разговор обо мне, но никак не реагирую и тихо шлепаю друга по плечу, чтобы и тот не поддавался на провокации. Надо быть выше.
– Прости, Яра! Она не в себе, – извиняется за бывшую Кир.
– Да плевать мне на твою Марту, пусть болтает, – отмахиваюсь и качаю головой.
Наставила рога Евсееву, а виновата я? Согласна, так легче жить в мире с самой собой и со своей неразборчивостью. Такая же, как и Он.
От этой шальной мысли тут же резко, одним махом весь кислород покинул легкие. Ненавижу его. Ненавижу мысли о нем. Ненавижу себя за то, что позволила ему наполнить свой разум ненужными и уже опостылевшими воспоминаниями. Прикусываю щеку изнутри. Сильно. Это помогает и отрезвляет.
Все прошло. Когда-нибудь все покроется тленом. Когда-нибудь…
Входим в просторный холл института, раздеваемся и сдаем куртки в гардероб, а потом киваем друг другу и разбредаемся каждый по своим аудиториям.
Время течет преступно медленно. Пара словно резиновая, а потом еще одна точно такая же. На большой перемене молчим, тупо и безэмоционально вкидывая в себя пищу.
– Без Аньки скучно, – бормочет Евсеев.
– Угу, – согласно киваю я и осторожно потягиваю горячий чай. Думаю о том, что надо было бы взять себе кофе, но тут же прогоняю эту мысль. Что-то я в последнее время не люблю этот напиток, у него привкус прошлого, наполненного враньем и запахом кедра и пачули.