И если упиваться ненавистью к отцу и его новой жене я мог, то с чертовой ядовитой гадиной не получалось. Что-то скребло меня изнутри, заставляя вспоминать все, что было, между нами. Я пытался сопротивляться, я вытравливал все из себя как мог, в ход шли все доступные способы.

Но прошла неделя и я понял, что проиграл. Ну, а как еще вы расцените то, что именно ее имя сорвалось с моих губ в самый ответственный момент?

Чертов гештальт! Я его не закрыл и зациклился. Разумнее объяснения я найти не мог.

И понеслось…

POV Ян

По моим оценкам первые звоночки моего прогрессирующего маразма прозвенели немного позже. Неделю я просто поражался тому, что вообще Её вспомнил, да еще и по имени. Нет, реально, я был в шоке. Потом пристально и даже дотошно разглядывал ту девушку, что была со мной в тот момент и еще больше расстроился.

Конечно, можно было бы все списать на совпадение, но я вцепил почти стопроцентный ее типаж. Олень, вот я кто.

М-дя…

Я даже своему четкому правилу изменил и не сразу тогда от Ромки свалил. К себе я таких девочек не водил. Принципиально. Предпочитал брать свое, где приспичит: клуб, тачка или вот, как сейчас – у Ветра дома. Благо хозяин никогда против такого произвола не возражал. И вот он я, сижу и тупо пялюсь на голую девку, что стоит на балконе, спиной ко мне, накачивая свои легкие дрянью.

По венам неожиданно, но мощно заструился яд, но я не спешу вводить антидот.

Я зачем-то немного прикрываю веки, смазывая силуэт для того, чтобы сходство решительно устремилось к идеальному. Получается. И меня почти прет, подвисаю конкретно. Сглатываю и смотрю, казалось бы, бесконечно, фантазируя о том, что пока невозможно. Почему пока? Не надо лезть ко мне с этими глупыми вопросами, сам не знаю…

И только когда девчонка повернулась, а потом и вернулась в мою постель, я поперхнулся отвращением, и к ней, и к себе. Ее запах, ее голос, вся она была словно пластмассовая дешевая китайская подделка. Яркий фантик, кричащая реклама, а внутри пустышка. Еще одна в копилку бесконечных и бессмысленных побед. Паль, на которую мне только хватило сил и средств.

– Уйди, – рычу я, отводя ее руки от себя. Мне противно до тошноты.

– Что? – хлопает глазами как глупая корова и меня еще больше плющит. Что непонятного в этих четырёх буквах?

– Подумай хорошенько, надо ли мне повторять, – откидываюсь на подушку и смотрю в упор на Её безобразную подделку.

Кивает. Уходит в ванную, где будет сейчас показательно плакать. А я облегченно прикрываю глаза и выдыхаю, окунаясь в какое-то блаженное отупение, где нет места мыслям. Чертыхаюсь, а потом рывком выдергиваю себя из этой постели и из этой квартиры, где так отчетливо пахнет грехом и фальшью, предварительно оставляя на кровати несколько красных банкнот.

Не жалею. Фиолетово.

Так в этом состоянии я и жил всю следующую неделю. Сидел на парах, смотрел на Громова, который планомерно полировал Малиновскую масляным взглядом. Хмыкал, называл его про себя ванильным дураком. Потом ехал в офис к отцу, где мы по-прежнему делали вид, что не знакомы друг с другом. Прямо образцовая семья, хоть завтра на обложку журнала.

Стыдно ему за меня, видите ли.

Три ха-ха. Пусть подавится своим стыдом. Ну или засунет в одно пикантное, темное место. Тут уж на его выбор, мне не жалко.

Так прошло еще три дня.

В четверг, на ночь глядя, зачем-то полез в архив сообщений, уговаривая себя в которых раз удалить, и ее контакт, и все, что с ним связано. Не удалил. Психанул только лишний раз.

В пятницу поехал домой с пар через ее институт. Развернулся и еще раз мимо прошерстил. Бесплодно, конечно. Оправдал себя тем, что хотел рассмотреть какую-то понравившуюся мне тачку. Уже даже и не помню какую.

В субботу закосил под студента, который забыл пропуск, чтобы только узнать, не изменилось ли ее расписание. Узнал. Не изменилось. Потоптался на крыльце, раздумывая подождать ли ее или нет. Ждал двадцать минут, потом обматерил себя последними словами и уехал. Дебил великовозрастный.

Я сам от себя устал. Прямо бесил не по-детски. Увы, но это было только начало. Я не скучал по ней. П-ф-ф, нет! Но увидеть я ее хотел. До зуда в костях. Всего-то посмотреть, как живет, как спокойно ей дышится в этом мире, чтобы еще раз убедиться в том, кто она есть – чертова ядовитая стерва. Дешевая, как пирожок с капустой.

Выходные таскался, как стопроцентная «прости господи». Но потому хоть слегка попустило.

В нашей компании прибавилось новой крови. Я прям с Громова сначала угарнул, все-таки обычный вышибала из клуба, но потом сам же себя и осадил. Стас Гордеев – немногословный парень, с тяжелым, пуленепробиваемым взглядом, вошел и прочно осел, между нами. Будто тут и был. Не льстил, не пытался выслужиться, бил словом, не ценил наше время, смотрел свысока, хотя сам был гол как сокол. Это немного и отвлекло. Мощный, высокий, безотказный – сбивал первые два дня на ринге мой пыл, да так, что я еле ноги до дома волочил. И главное – не задавал лишних вопросов. Только Громова цеплял между делом, но там и так все было понятно. В России две болезни: фигня и капец. Фигня сама проходит. Капец совсем не лечится.