Сделав оборонительную стойку, на полусогнутых коленях, как учил меня Иван Сергеевич, напряженно жду нападения. Прислушиваюсь к каждому шороху за дверью. Но торопливых шагов в мою сторону все не слышно. Вообще никаких звуков не слышно, будто дом замер в ожидании. Или это у меня уже паранойя?

Минуты тянутся мучительно долго, а враг все не идет. Может, забыл о расправе? Верится с трудом. Но и спрашивать об этом Одаевского, нарываясь на неприятности, я тоже не стану.

Ослабляю хватку, опускаюсь на кровать. Все еще смотрю с опаской в сторону двери. Но дыхание уже восстановилось, да и сердечко уже не грохочет в груди, как сумасшедшее. Меня начинает отпускать напряжение. И теперь я даже могу здраво рассуждать. И никак, вот совсем никакими внятными причинами, не могу оправдать свое поведение там, в кабинете.

Ладно, насчет шпионажа мне все понятно, и ни капельки не стыдно. Каким образом мужчина меня вычислил непонятно, ведь я вела себя тихо, как мышка. Уверена, что занавеска ни разу не шелохнулась, пока я за ней пряталась. Или мне хочется так думать? В общем, учту и в следующий раз буду предусмотрительнее.

Но что было потом? Какого черта я так отреагировала на этого мужчину?! Стоит закрыть глаза, как все тело начинает вибрировать от одного лишь воспоминания. Надо бы злиться и проклинать Шакала, но не получается. Он, конечно, мудак, но я же получила удовольствие. Уплыла куда-то далеко и очнулась только, когда услышала лязг ремня, когда мужчина его расстегивал. Хорошо еще, что реакция сработала мгновенно и удалось вовремя дать отпор.

А вот, что было бы, если бы не успела?

Нет, даже думать об этом не хочу.

И своему врагу не дамся, что бы он там о себе не возомнил.

Как я могла забыть о том, что он враг? Еще и такой хитрющий, женщин в платьях ему подавай. Вот и пусть учит своих шлюх, как им одеваться! Я-то тут при чем?! Мог бы и согласиться хотя бы на джинсы, раз уж я по-дружески попросила.

Кого я обманываю?! Никогда не быть нам друзьями!

Когда через час разъяренный Шакал так и не появился на этаже, чтобы выломать дверь в мою спальню, я облегченно выдохнула и даже захотелось прилечь. Что я и сделала. Сон не идет, я все еще напряженно прислушиваюсь. Мне уже не так страшно. А, зажатый в руке гвоздь, вселяет уверенность, что отбиться от нападения у меня получится в случае чего.

А ведь, туфли на шпильке – тоже оружие. Если ловко попасть каблуком между глаз, можно основательно дезориентировать противника. И почему я раньше об этом не подумала? Видно, хорошая мысля приходит… опять не вовремя. Впрочем, еще не поздно. Поднимаю с пола свои туфли и прячу их под подушкой. Так значительно спокойнее, и я даже смогла уснуть.

Мне снится Одаевский. Его черные глаза, кажется, заполнили собой все пространство. А руки на моих бедрах вызывают мурашки во всем теле. И мне хочется поддаться ему, согласиться на все. Мужчина склоняется надо мной, его рот накрывает мои губы. Он целует жадно, нетерпеливо, будто пытаясь подчинить меня. И мое тело предает меня, оно плавится в его руках, желая продолжения.

В его руках так жарко и так сладко. Огонь расползается под кожей, задевая каждый нерв, каждый мускул. Тянусь к мужчине, как бабочка на пламя.

«Нужно бежать», - мелькает в мозгу, возвращая в реальность. Резко просыпаюсь, подскакивая в кровати и ощущая боль в шее.

Отдышавшись, я сразу понимаю природу боли. Спать на туфлях мне еще не доводилось, и оказалось, это не очень удобно. Даже, если накрыть обувь подушкой. Да и в узком платье по фигуре тоже не айс. Сейчас мне даже странно, что не додумалась переодеться во что-то поудобнее. Хотя бы в те самые трикотажные штаны и футболку.

Встаю с кровати и иду в ванную. Быстро привожу себя в порядок, снимаю платье и натягиваю штаны с футболкой. Волосы собираю в неряшливый пучок. Из зеркала на меня смотрит не гламурная Вероника, а такая, которую ни один нормальный мужик не захочет. Повторения вчерашнего совсем не хочется. А из комнаты, рано или поздно, выйти придется. Вот бы только при этом не натолкнуться на хозяина особняка. Было бы неплохо позавтракать. Живот громко заурчал, соглашаясь с этой мыслью.

Отодвигаю в сторону кресло и, положив, добытый с трудом, гвоздь в карман штанов, выглядываю из комнаты. За дверью никого. И я крадусь по лестнице, как шпион. Хорошо, что сегодня босиком, теперь даже чуткий зверь не услышит моих шагов.

Дохожу до кухни, заглядываю внутрь. Валентина Степановна возится у плиты, что-то тихо напевая себе под нос.

– Доброе утро, Вероника, - говорит женщина, заметив меня, - проходи. Я тебе завтраком накормлю.

– Доброе утро, - прохожу и занимаю самый дальний от двери стул.

Передо мной почти тут же появилась тарелка с сырниками и креманка с джемом. А еще ароматный кофе. Быстро поглощаю угощение. Рассчитывая сбежать до появления хозяина дома.

– Так приятно, когда кушают с аппетитом, – комментирует женщина, глядя на меня с улыбкой, - а я уже думала, придется все выбросить. Марк Альбертович даже кофе не выпил.

При упоминании Одаевского я чуть сырником не поперхнулась.

– Он сейчас придет, да? – спрашиваю, чувствуя, как под столом колени начинают мелко дрожать.

– Нет, он уехал, - вздыхает женщина, - ни свет, ни заря отбыл.

– Куда? – вырывается у меня.

– Откуда ж я знаю? Он мне о своих планах не отчитывается.

Выдыхаю с облегчением. Фух, кажется сеанс самообороны на сегодня отменятется.

Следующие два дня я стараюсь не выбираться из укрытия, а точнее, из спальни. И, хотя ко мне никто не заходит без стука, я все еще подпираю двери креслом в ожидании того дня, когда главный босс этого дома явится за расправой. Туфли, правда, уже под подушку не прячу. А вот с гвоздем не расстаюсь ни на минуту, это моя единственная защита на случай нападения.