Шрифт:
— В смысле? — встревоженно отпрянула.
— Ну… Тебе больше не надо прятаться. — пожал плечами, — Можешь съезжать.
Когда-то эта новость обязательно бы вызвала облегчение, восторг, крики радости у них обоих. А сейчас… Сейчас стояли смущенные, растерянные и не знали, что друг другу сказать…
— Ты… Я… Мы… Все это… — отступила к стене. — Между нами…
— Ира! — он понял, как она восприняла. Идиот! Она же не знает про анализы! Она считает, что он ее выгоняет! — Нет! — почти закричал. — Я не об этом.
— Я поняла, — медленно покачала головой, из широко открытых глаз потекли слезы. — Извини, я поняла…
Она скрылась в комнате.
— Ира, я не это имел в виду, — рванул за ней следом.
Достала из шкафа сумку и что-то швыряла в нее.
— Я если что забуду, ты просто выкинь, ладно? — сгребла с полки свое белье, сверху бросила документы, зарядное к телефону.
— Ира, я прошу тебя, остановись!
Она же уйдет! Она сейчас уйдет! Эта мысль липким ужасом стекала по спине.
Глава 29
— Ира, дай объясню!
— Не надо! — взмахнула руками, обойдя его по большой дуге, протиснулась к ванной. — Я очень прошу, не надо!
Не выдержал, рванул к ней, выдернул сумку из ее рук, бросил на пол:
— Да послушай же меня!
Испугалась, вжалась в стенку, прижала к себе расческу, будто та могла ее защитить. Отступил назад, потер лицо руками, отвернулся от нее, с силой двинул стенку, снова повернулся к Ире:
— Выслушай до конца! Я не буду тебя держать! Но послушай меня хоть минуту!
— Минуту, — еле слышно отозвалась Ира.
Андрей шумно выдохнул, запустил руки в волосы. Он чувствовал себя в клетке, не мог стоять на месте, кажется, уже трижды развернулся в этом метровом коридоре.
— Тридцать секунд, — так же тихо, но очень настойчиво отсчитала Ира.
— Хорошо, — встал напротив нее, упер руки в бедра, закрыл глаза. — Слушай. С последней вечеринки один из конторских пришел с гонореей, я там тоже был, вполне возможно, я сейчас заразный, — замолчал, открыл глаза, поднял и протянул ей сумку. — Можешь собираться дальше.
— Все? — в ее голосе слышались недоверие и возмущение. Сумку проигнорировала.
— А этого мало? — теперь он ничего не понимал.
— То есть, ты решил, — а вот тут уже была угроза, — что из-за какой-то гадости с твоей работы я должна уйти? — ее глаза расширились, кажется, еще больше.
Мотнул головой:
— Ты можешь это сделать, — развел руками. — Это было бы разумно.
— Разумно?! — он еще не понял, что лучше: когда она шепчет, или когда она кричит? — Выгнать меня, потому что болен, разумно? — в него полетела расческа. — Дурак! — банка с кремом. Хорошо, что она не меткая. — Идиот! — шампунь. Полупустой, к счастью.
— Ира! — нет, она его не слышала.
— Хорошо же ты обо мне думаешь! — кажется, она схватила пену для бритья.
— Да остановись ты! Успокойся, — точно пена. Алюминиевая туба с веселым звоном проскакала мимо.
На свой страх и риск шагнул к ней, сжал в кольце своих рук:
— Да успокойся же ты!
Ее трясло. Она рыдала, дрожала, скулила:
— Как ты мог?! — дернулась, пыталась пнуть его ногой. — Как ты мог?! — затихла в его руках.
Ослабил хватку, прижал ее голову к своей груди, уткнулся носом в волосы:
— Прости, куколка. Ты права, я дурак и идиот. Прости меня.
Она тихо всхлипывала, прижимаясь к нему. Маленькая, теплая, родная, его Ирка. У него внутри все заныло при мысли о том, к чему он ее подталкивал. Ему казалось это правильным и невозможным одновременно. Зажмурился, потерся о ее макушку.
— Ира, — почти прошептал…
— Это спать вместе нельзя, а все остальное? — спросила она откуда-то у него из-под мышки.
— Контакта слизистых не должно быть, — вздохнул. — Бытовым путем почти невозможно, но…
Помолчала:
— А можно я тебя сейчас поцелую, а потом, если что, будем вместе лечиться?
— Ира… — засмеялся, прижал ее к себе так крепко, как только мог, поцеловал в макушку, в висок, снова прошептал: — Куколка моя…
— Я четыре дня мечтала о том, что ты приедешь, и я тебя расцелую! — она всхлипывала, кажется, всерьез. — Я не выдержу!
— Мммм, — провел руками по ее волосам, по спине, склонился, прижался щекой к ее виску. — Ну… Давай помогу. Держаться.
— Как? — возмутилась. Неужели решила, что он снова предложит ей уйти?