Когда ты остаешься один в четырех стенах, без возможности скоротать время за книгой или просмотром развлекательных передач, когда сон не приходит, а слух ловит малейшие знакомые звуки, минуты превращаются в вечность.

У меня красивая тюрьма, с шикарным видом из окна, которое не открывается.

А эти звуки отовсюду? Они сводят с ума.

Я снова слышу крик. Это женщина, а не девочка. Кричит неразборчиво, затем затихает. Этот звук глухой и далекий, но я его слышу. Откуда он доносится? Из зала?

Тот, кто кричал, уже мертв. Я ни с чем не перепутаю вопль предсмертного ужаса. Сколько раз приходилось забиваться в угол, без возможности помочь.

Да, я не была героем. И сейчас не герой.

Вместо того, чтобы выбраться отсюда и попытаться найти Сару, я сижу и жду Кристофера. А о девушке вспоминаю с чувством вины, а не долга, требующего срочно действовать. Может она жива и здорова? Если бы я узнала, что Сару убил Крис, могла бы я в таком случае любить его?

При первой встрече Лора сказала, что в вампире осталось слишком много от человека. В тот раз я не обратила внимания, но сейчас хватаюсь за эту мысль, как за спасительную соломинку. Не хочется верить в то, что Крис причиняет боль и страдание людям. Сложно представить его холодным, бесчувственным убийцей.

Снова грохот. Я поднимаюсь с огромной кровати, заправленной мягким пледом персикового цвета, и слышу второй глухой удар. Похоже, что кто-то упал наверху. Затем звуки стихают и снова повторяются. В голову приходит мысль подстраховать себя, и я повторяю затею со стулом. Подтаскиваю его к двери и подпираю им ручку. Так себе спасение от вампиров, которые захотят на меня покуситься, но с этим дышится спокойнее.

И вновь тишина. Она медленно гасит напряжение, создает ощущение, что ничего не происходило. Просто игра больного воображения.

Я коротаю время единственным доступным образом — сижу на подоконнике, наблюдая за низкими ленивыми облаками. Серое, хмурое небо вот-вот окропит землю дождем. Остатки желтой листвы заиграют яркими вспышками и со дня на день осыпятся на траву. Скоро зима, а вместе с ней у меня будет еще меньше шансов сбежать отсюда.

Взгляд падает на ноги, и я округляю глаза от досады. И дня не прошло, а я уже испортила чулки.

— Черт. А ведь мне они нравились.

Тонкая ткань поползла от пальцев ног до коленки. Жаль Кристофера нет рядом. Думаю, он был бы рад воплотить свою шутку в реальность. Отгоняя ненужные мысли и не церемонясь, я снимаю чулки и отправляю их в корзину для белья. Лора будет в ярости, когда узнает. Нам придется долго работать над отношениями, выискивая компромиссы. Особенно в вопросе обуви.

Примерно спустя час в дверном замке скрипит ключ, и я подрываюсь с места, чтобы убрать стул в сторону. Утреннее правило «доверяй» распространяется только на Криса, но я хочу быть в его глазах смелее, чем есть на самом деле.

Дверь распахивается и вместо теплого приветствия, вампир бросает в мою сторону хмурый взгляд. Он ничего не говорит и сразу уходит в ванную оставив меня одну. Я не успеваю даже поприветствовать Кристофера.

Вампир включает душ и проводит в ванной комнате целую вечность.

Там, наверху, что-то случилось, а мое присутствие только усугубляет ситуацию. Хотелось бы выбраться и сбежать. Даже если бы пришлось добираться до лагеря босиком.

За окном заметно темнеет, на стеклах появляются брызги дождя, переливающиеся от теплого света люстры в комнате. Середина октября время уныния и тоски. Серость свинцового неба прекрасно сочетается с тяжелым мраком, поселившимся в душе.

— Может это моя последняя осень?

Деревья будто слышат вопрос и нагибаются от ветра. Кивают?

Звук воды затихает. Дверь открывается. Вампир выходит, весь мокрый, одет в одни темные штаны, а глаза такие черные, будто звериные. Сейчас Кристофер мало походит на человека. Он будто бледная тень себя прежнего. Я набираю в легкие побольше воздуха и отворачиваюсь к окну, испытав все чувства от смущения до ужаса.

Не могу ни о чем думать. Мысли спутались. Кристофер очень красив. Высокий, хорошо слажен, широкие плечи, мышцы, взгляд с прищуром и сведенные брови. Он часто поджимает нижнюю губу, а когда улыбается, становится теплее.

Сейчас он не человек. Опасен, очевидно находится не в лучшем проявлении своего вируса. Но, дьявол, я ничего не могу с собой поделать. Меня чертовски тянет к нему. Эта привязанность рано или поздно нас погубит.

— Как ты? — спрашиваю я, справившись со своим волнением.

Но вампир не отвечает. Застыл, смотрит в одну точку, опираясь рукой о деревянное изголовье кровати.

— Я слышала крики. Что-то случилось?

— Каждый день что-то случается…Ты не выходила?

Голос такой бесцветный, равнодушный. Чужой.