Шрифт:
– Вот, Мария, смотрите, что вы натворили. Мы не спим, мама ваша не спит, за дверями целые делегации несут дозор.
– Врач делано погрозил Маше пальцем.:
– Больше не пугайте нас. У вас было сотрясение. Остановка сердца. Вас вводили в искусственную кому. Сейчас всё хорошо. Отдыхайте.
Он собрался уходить.
– Скажите, доктор. Мне постоянно слышится чирикающий звук птицы, как будто она где то рядом. Это галлюцинации?
– Я вам больше скажу. Мы тоже его слышим и даже видим.
Все расступились, в палату внесли клетку с серой птичкой.
– Вот он ваш соловей. Иван Алексеевич велел, чтоб возле вас был. Но, Иван хоть и главный, а мы главнее. Этот пернатый подарок не может находиться в больничной палате. Отдыхайте!
Все вышли.
Мама Маши сидела рядом с сооружением, напоминающем космическую гавань, в простонародье "медицинская кровать для лежачих больных", не могла насмотреться на дочку.
Бледное, осунувшееся лицо дочки изменилось. Оно стало взрослым, полностью утратило наивность. И мама Маши тоже изменилась. Морщины, появившиеся на её заплаканном лице ничто по сравнению с теми бороздами, что пропахали её сердце.
Она чуть дочери вместе с внучиком не лишилась.
– Я слышу столько голосов, мама…– Маша никак не могла вырваться из своего путешествия,: – И со мной был мальчик. Он теперь у меня тут – Маша положила руку на сердце.
– Ванечка уже едет.– мать будто бы не слышала слов дочери.
Ванечка… У Маши защемило в груди. Она прожила целую жизнь, где хранила ему верность, где не позволила обстоятельствам сломить свою любовь. А теперь ей надо будет учиться жить без Ивана.
Его измена…Опять каменная плита обиды вдавила Машу в кровать.
– Доча, там столько народу за дверями. Лена, подружки с твоей работы. Игнат вот с птичкой носится. За каждое пёрышко Соловейки отвечает.
– Как ты сказала птицу зовут?
– Соловейка.
– Кто её так назвал?
– Да не знаю. Само как-то.
Так вот, все хотят тебя видеть. Ванечка же охрану выставил, никто кроме меня и врачей входить не может.
У нас с ним тайна есть. Медсестра как войдёт, так колечко с тебя снимает, говорит– не положено. Ванечка как придёт, надевает.
– Мама, не говори мне про него.
– Маша..
– Не начинай, – Маша остановила мать,: – ты ничего не знаешь.
– Чего же я не знаю такого, что знаешь ты, доченька.
Вот, послушай историю.
За два месяца до победы у моей бабушки родилась двойня. Моя мать и мой дядька Коля. Кругом разруха, март, холод, голод жуткий. К тому времени дед мой, которого потом корова забодала, с войны уже вернулся.
Комиссованным, без ноги , с костылём. Хоть и калека, а всё мужик. Так вот, на селе тогда лазарет на втором этаже единственного сохранившегося здания был. Там двойня и родилась у деда с бабушкой.
Ждёт баб Таня когда дед придёт, порадуется, поддержит её. А его всё нет и нет. Подумала баб Таня, что он про двойню узнал и бросил её. Как в разруху то двоих младенцев поднимать.
Решила бабушка Таня с окна выброситься, боялась, что сама не сможет. Как детей кормить, сама то последний месяц вместо еды всё махорку курила. Нянечки еле оттащили от окна, истерика у неё была жуткая.
А дед, между прочим, в соседней палате лежал. Он когда от радости скакал к ней на одной ноге на второй этаж, упал и вторую ногу сломал. Бабушке сказать боялись, чтоб молоко не пропало.
За неё переживали: вроде мужик был полуинвалид, а теперь совсем обездвиженный. Да ещё двойня на руках.
Мама Маши молчала.
– Ну, и зачем мне эта история? – Маша злилась. Она вообще терпеть не могла все эти сельские побасенки:
– Меньше бы пил, глядишь, не свалился бы с лестницы,– добавило зло, непримиримо.
– Деда не суди. Откуда знаешь, чего он там на войне насмотрелся.–
Мама Маши уже не плакала.
– Людям надо верить Маша. Дай шанс своей судьбе.
– Что это значит?
Мать встала, открыла дверь. В дверном проёме спиной к Маше стояла фигура в чёрном костюме. Охранник застыл каменной глыбой, глядя прямо перед собой. Он как будто рассматривал стену напротив, по которой размажет любого, кто попытается переступить порог палаты.
Из-за его плеча высунулось лицо Зинаиды Петровны…
– Маша, простите меня.– её голос звучал ровно, без эмоций. Слова, которые она сказала после были как гром среди ясного неба. Маша от неожиданности даже попробовала приподняться, не ослышалась ли.