Вода смыла остатки кошмара, привидевшегося ей, когда она утром задремала на секунду в ванной комнате. Антон всегда смеялся над ее способностью отключаться в любом месте и в любое время, но Миру такие провалы настораживали. Она только присела на краешек ванной, а в следующий миг уже провалилась в какое-то пекло. Падала будто в жерло вулкана, а вокруг взметались снопы искр и языки пламени. Горячо не было, лишь страшно от падения в неизвестность. Открыв глаза, Мира поняла, что только начала соскальзывать в ванную и вовремя спохватилась. Однажды она так грохнулась в коридоре, ушибив локоть. В ванной же вполне можно было разбить голову. Людмила Аристарховна считала, что у нее это от нервов перед выпускными экзаменами, и после таких случаев долго поила ее валерьянкой. Настой валерьяны действовал на Миру плохо, она становилась рассеянной и сонливой. Хорошо, что ее сегодняшний провал никто не видел. Плохо, что он не ограничился только видениями. Голос слышался нечасто, но тревожил сильнее, чем галлюцинации наяву. Хуже всего было то, что он ее не пугал. Наоборот, казался родным, давно забытым, дарил ощущения дома и любви. Вовсе не тех чувств, что она испытывала к Хрусталеву, а глубинных, каких-то запредельных, будто нечеловеческих.

Подобные размышления пугали, и Мира поскорее вернула себя в реальность. Вода всегда вызывала у нее тяжелые мысли, другое дело — огонь, вот он расслаблял по-настоящему. Но в городе открытый огонь — роскошь, граничащая с опасностью, поэтому чаще всего Мира глядела на воду.

Спохватившись, что задержалась на набережной слишком долго, она помчалась к рынку, решив сократить путь по Миллионке — старинному кварталу, оставшемуся от китайцев, которые жили в Поморске до революции. Что с ними сделали потом — убили или просто выгнали, Мира забыла, так как уроки по истории города стояли последними в расписании одиннадцатого класса, и их регулярно прогуливали все школьники. На ее взгляд, не было ничего нуднее, чем изучать, откуда привезли кирпичи для здания мэрии, или почему эта улица называлась так или иначе. Интересы Миры вполне соответствовали ее возрасту — современная музыка, лучше рок, чем поп, фэнтези-романы и, конечно, красивые мальчики, в частности, один красивый мальчик.

Так, в мыслях о Хрусталеве, она торопливо пробиралась старым проулком между замшелыми стенами старых домов и совсем не заметила, что у нее появилась компания.

Карина возникла рядом, выскочив впереди из-за поворота. Мира ойкнула, но, узнав одноклассницу, успокоилась. Впрочем, ненадолго. Вид у Карины был недобрый, а натянутая на самые глаза шапочка и неприметная спортивная куртка, совсем несвойственная для модницы Третьяковой и вовсе навевали тревожные мысли. Тем более что сзади из-за угла вышли три девчонки, которых Мира видела в параллельных классах. Она была с ними незнакома, но о репутации хулиганок слышала.

— Привет, — кивнула она Карине, пытаясь унять колотящееся сердце. Жаль, что в такую рань туристы по Миллионке не ходили. Коренные же обитатели обычно предпочитали не вмешиваться и окна не открывать — даже если кто-то кричал о помощи.

— Я не смогу у тебя работать, прости, — торопливо произнесла Мира, с опаской наблюдая, как к ней приближаются сзади. — Вот, держи, это твой аванс. И еще за чашку.

Она вытащила смятую купюру, которую получила накануне в кафе, а также присоединила к ней половину денег, предназначенных для покупки молока. Пальцы дрожали и открыть кошелек сразу не вышло. Только сейчас Мира поняла, что ходить с такой суммой по Миллионке в одиночку было неумно, ведь можно было встретить и настоящих грабителей. Впрочем, глядя на выражения лиц девчонок из одиннадцатого «А», жадно рассматривающих ее кошелек, Мира сомневалась, что утро закончится для нее хорошо.

Бежать было некуда, и когда Карина крикнула «Хватайте ее!», Мира заметалась, как крыса в клетке. Она, конечно, сопротивлялась, но маленькая Субукина против троих дылд, явно имеющих опыт в уличных разборках, не имела шансов. Девчонки схватили ее за руки, прижали к стене и ловко вывернули карманы. Пятитысячная купюра перекочевала Карине в сумочку, а деньги на молоко исчезли в рюкзаках хулиганок. Видимо, договорились заранее.

Прежде чем Мира успела закричать, Карина быстро достала из той же сумки ножницы и ловко приставила их к ее шее.

— Только пискни, — пригрозила она. — Мне ничего не будет, я скоро уеду, а мои подружки бывалые, и от вида крови в обморок не падают. А теперь слушай, почему мы это делаем. Отныне от Егора Хрусталева держись на расстоянии, поняла? Он мой парень, и я не позволю, чтобы какие-то мышки портили ему настроение. У меня сильно развито чувство собственности, и то, чем я владею, я защищаю. Пока я не уехала в Новую Зеландию, Егор мой, а захочу — с собой его заберу, поверь, убеждать я умею. Тем более что он сам сказал, что за мной — хоть на край света, а вот ты его раздражаешь. Следишь, звонишь, постоянно рядом околачиваешься. Знаю, что сейчас скажешь. Мол, больше не буду и все такое. Верю, что не будешь, но предпочту оставить напоминание. Держите ей голову, чтобы не дергалась. А ты, Мира, терпи молча. Крикнешь, и я отрежу тебе кусочек уха.

И Мира терпела, потому что в глазах Карины горело безумие. Сначала ей отрезали волосы по плечи, вернее, искромсали, разумеется, особо не заморачиваясь аккуратностью стрижки. Но Карина осталась недовольна и решила, что Миру надо остричь полностью — чтобы череп видно было.

— Девочки, чем вы там занимаетесь? — прокряхтел старушечий голос. От неожиданности Миру отпустили, и все пятеро уставились на полную пожилую женщину с длинными разлохмаченными косами. Удивляло не само присутствие Галины Федоровны, бабушки Егора, в столь заброшенном месте Поморска, но огромная лопата, которую она держала в руках. Крепко так держала, уверенно. Причем инструмент не вызывал ассоциации с огородом, скорее, с готовящимся убийством или тяжкими телесными повреждениями. Мира очнулась первой и, вырвавшись из рук хулиганок, юркнула в проулок мимо растерявшейся Третьяковы.

Она пробежала всю Миллионку на одном дыхании и, только выскочив на фермерском рынке, остановилась, прислонившись к стенке ларька. Продавец хмуро высунулась из окошка, размышляя, может ли Мира быть потенциальным покупателем. Девушка искушать терпение молочницы не стала и присела на лавочку, пристально наблюдая за выходом из Миллионки. В мгновение проснулась совесть. Она бросила Галину Федоровну там одну, пусть и с лопатой. Страх удерживал ее на скамейке еще какое-то время, но тут между старых домов показалась грузная фигура бабушки Хрусталева. Лопаты в руках у нее уже не было. Галина Федоровна торжественно несла впереди авоську с пустыми бутылками, всем видом показывая, что без свежего фермерского молока с рынка она не уйдет. Порыв подойти и поблагодарить старушку за помощь прошел быстро. Вспомнилась фобия Галины Федоровны куда-нибудь отправлять Миру из города, и девушка решила судьбу не искушать. И так количество неприятностей с утра зашкаливало. А все-таки, что делала в Миллионке Галина Федоровна с лопатой? Может, видела, что к Мире пристали хулиганки? Тогда почему не вмешалась раньше?