— И с чего меня сюда занесло? — спросил Итен, ни к кому кроме себя не обращаясь, скорее сетуя на очень неприятное сновидение, чем пугаясь его.

Во сне не имелось разницы между сказал и подумал, потому все его мысли озвучивались и при условии присутствия посторонних могли быть услышаны. Теоретически. Итен не знал наверняка.

Развернуться бы, уйти, но тело не повиновалось, и проснуться никак не выходило.

Потому что не могло существовать ничего хуже зеркальных залов. Здесь не было окон, только колонны — тоже зеркальные, как и стены, потолок, пол. Абсолютно зеркальный куб, многократно отражающий вошедшего и источники света. Не считая двери… вернее, дверей — сотен, если не тысяч.

— Только этого не хватало… — прошептал Итен.

У людей, далеких от магии, существовало множество суеверий, связанных со сном и его распознаванием. Им предавались не только малообразованные жители деревень, но и горожане далеко не в первом поколении. Один аж целый мэтр философии утверждал: «Если вы хотите знать, как станете чувствовать себя в посмертии, проанализируете свои сны и свое в них мироощущение». Судя по сказанному, несчастному не посчастливилось всю жизнь видеть одно и то же сновидение, а, возможно, он не поддавался ночным грезам вовсе, проваливаясь в непроницаемую мягкую черноту и сохраняя ее до наступления утра. Хотел бы Итен сейчас также, но не повезло.

Лидар рассказывал, у них в деревне советовали ущипнуть себя за что-нибудь чувствительное, якобы тогда сон слетит. Вот только если маг вздумает себя пощипать или оцарапаться в сновидении, то боль ощутит, а вот проснется с помощью столь изуверского способа вряд ли. Когда же все-таки вернется к бодрствованию, обнаружит и царапины, и синяки, а может, и чего похуже.

«Магам не стоит заниматься идиотизмом самоистязания, они слишком часто воплощают свои и чужие фантазии», — напутствовала Ирвина Блакарди.

Над рекомендацией надавить на глазные яблоки, не скрываясь, гоготал и сам Лидар. Во-первых, невозможно, находясь в сновидении, закрыть глаза. А во-вторых, ни одному здравомыслящему существу подобное и в голову прийти не может. А для не здравомыслящих существует естественный отбор и да повезет им в следующей жизни родиться с правильно работающим инстинктом самосохранения.

Итен не знал, как обстоят дела со снами у других людей или магов, но он всегда знал почивает он или бодрствует. При том, что все чувствовал, умел думать на отстраненные темы, анализировать происходящее и ощущал запахи.

Сейчас пахло воском, лавандой и чем-то тяжелым и сладким до приторности. Отвратительный запах, который так и подмывало назвать вонью, почему-то считался возбуждающим, томным, страстным и способствующим к влечению. Духи с ним создавали на южных островах из цветов, произраставших на скалах, привозили на кораблях и продавали за дорого. Сейчас уже не так, а раньше весь высший свет вонял этой гадостью.

— Весь высший свет, — повторил Итен, чтобы, наконец, осознать, зачем здесь находится, и привычно выругался: — Боевой маг… меня за ногу. Вот ведь…

Предупреждали же его, что думать о деле перед сном небезопасно. Доктор Варгат и предупреждал, прекрасно зная о его проблемах-преимуществах и золотых искрах в крови, которые так и не исчезли со временем. Ложь Итен ощущал теперь даже лучше, чем после встречи с драконом, а постепенно к этой его особенности прибавились и блуждания во снах. Иногда они здорово выручали, но не сейчас. Меньше всего на свете Итен хотел присутствовать при казни старой карги!

— Карги? — на удивление молодой, красивый, чуть низковатый голос с хрустальными переливами невесомым мехом провел по шее, заставив поежиться. — Я? Мальчик, взгляни на меня!

Итен обернулся и не подумав воспротивиться предложению. Да он и не сумел бы. Способный распознавать, он так и не научился влиять и прерывать осознанные сновидения. Чувство опасности вопило благим матом о необходимости отвести взгляд, не смотреть, бежать со всех ног от уродины в обличие несравненной красавицы, потому что отпечаток многочисленных смертей на этой магичке был воистину чудовищный…

И с чего он решил, будто она выжила из красоты? Ох, нет. Артефакт пил жизненную силу жертв не просто так, а передавал создательнице. Потому аккурат видимость красоты и молодости карга сохранила. В отличие от всего прочего. Ума — в первую очередь.

— Как ты плохо думаешь обо мне, мальчик. Разве я не искусная чаровница, разве я не создала истинное произведение искусства? — она не гневалась, слишком сильно было ее удивление, чтобы отвлекаться на злость. Хотя в ее приходе Итен ничуть не сомневался. Завистливое старичье терпеть не могло, когда их якобы заслуги отказывались принимать, а ими самими — восхищаться.

Двоюродной прабабке Лидара было лет триста, если не больше, но, когда Итен увидал ее впервые, едва не влюбился. Выглядела чародейка лет на девятнадцать, никак не больше. И при этом не создавала никаких масок, не навешивала мороков, не использовала омолаживающих кремов вообще. Ей просто не требовалось, как не пользовалась она косметикой и парфюмерией, ведь у новорожденных могла случиться аллергия. Прабабка друга вот уже двести восемьдесят лет работала повитухой в главном роддоме Гранвиля, спасла немало жизней, ни у кого ничего не отбирала. Роженицы и новорожденные с лихвой делились силой с ней, как, впрочем, и со всеми окружающими, неосознанно. Стоило просто прогуляться возле ажурной решетки, за которой располагался сад, а затем и кирпичные стены дома рождений, чтобы успокоилась головная боль, перестало клонить в сон, отступила начинающаяся простуда, а жизнь показалась спокойней и радостней.