Парня привели в его временное жилище, цепь на ногах ослабили, но полностью снимать не стали. Водопровод там был самый примитивный — рукомойник, и я отпустила его быстро обмыться под надзором мужчин.

Бедняга стал умываться, попытался еще и попить воды, набирая ее в ладони.

— Сейчас накормим! — сказала я. — И воды тебе дадим! Давай, мойся и вытирайся, раны осмотрим. Тебя ранили? И как тебя зовут-то, чудо подаренное?

— Гасан, — смущенно пробормотал орк.

— Как в плен попал? — продолжила я расспросы, присев на лавку, а мужчины сели с обеих сторон от меня, тоже с интересом ожидая ответа и рассматривая пленника.

— Раны-то есть? — продолжила я, еще не получив ответа на первый вопрос.

— Меня по голове ударили, но уже все прошло, — наконец ответил Гасан. — И от стрелы след почти зажил. Спасибо, госпожа… — замялся он, не зная имени. — Вы добрая! Я не убил никого, клянусь предками!

— А в плен-то как попал? — вступил в разговор Лекс, и добавил: — Называй госпожу «госпожа Мэйри»! Никого не убил, говоришь? Врешь ведь!

— Нет, я не вру! — вдруг эмоционально вскинулся пленник. — Я хотел принести добычу, хотел забрать золото, а лучше — корову или свинью, домой отвести! А детей убивать не хотел… и женщин не хотел в плен брать! Они кричали, боялись, зачем?! Наши женщины красивее!

— Ахаха! — закрыла я лицо руками, смеясь. — Зато честно! Конечно, свои-то орчанки — королевишны! Либо врет… но не думаю, что врет. В общем, слушай, Гасан — на тебе ошейник, который вранье чувствует. Я всегда буду знать, правду ты говоришь или ложь. Поэтому лучше не ври, признавайся честно.

Тут в дверь постучали, и заглянула Милана с какими-то горшочками, издающими вкусные запахи.

— Вот, еду принесла, у Ольдерды взяла, — сказала она, открывая крышку одной из керамических мисочек. Оттуда пахнуло тушеным мясным рагу. Пленник против воли тоже повел носом, сглотнул слюну.

— Обедать пора, — заметила я. — Вкусно пахнет! Гасан, ешь. Так, воду… ну, пей пока вот из этого ковша, потом тебе кружку принесем. Потом можешь лечь спать, наверняка невесело было в той клетке, вряд ли тебе удалось заснуть. Тебе перевязать-то раны нужно? — вспомнила напоследок.

— Если тряпку дадите, я перевяжу, спасибо! На мне быстро заживает, хотите, я работать у вас буду? Я пахал как-то в поле!

— Ладно, подумаем, что с тобою делать! — сказала я. — А ты не пытайся сбежать, бежать некуда, и наказание будет суровым! Не бойся, издеваться больше никто не будет!

— Не больно было, — вдруг ответил он. — Обидно очень! Я не обижал детей!

— Они просто тебя испугались, — сказала я. — Больше не будут!

— Жалко его! — вдруг сказала Милана, когда мы вышли, и мужчины тщательно заперли дверь. Вроде бы, пленник не врал, но до полного доверия еще далеко. — Мне девочки рассказали, что он, вроде бы, спас кого-то?

— Да, дети из той деревни говорили, что велел прятаться, и от своих же сородичей спас. Ну, хорошо, что его здесь оставили, а то эльфы бы как мишень для стрел использовали!

При этих словах Лекса ощутимо передернуло.

— Мне кажется, что кое-кто пожалел пленника… и слегка на него запал, — поделилась я наблюдениями, когда посторонние ушли. — А что, парень не особо и страшный… наивный, конечно, но это от воспитания!

— Мне, что, к оркам тоже ревновать?! — демонстративно взялся за голову Лекс.

— Хм… — задумалась я. — Какой ты капризный! К эльфам не хочешь ревновать, к оркам — тоже! Возможно, у меня комплекс спасительницы, и просто нравятся разные пленники: человеческие, эльфийские, орковые… орчанские… в общем, разные! И в меру мускулистые мужчины мне нравятся!

— Намек понял! — поднял на меня смеющиеся глаза мой человеческий блондин.

Лекс

Я вспоминаю всю свою жизнь здесь. Вначале — неверие, ужас, какую-то апатию от невозможности изменить судьбу. Потом — более-менее приспособился получать удары, уворачиваться от них, вкладывать в ответные свою злость, стараясь не впадать в безнадежное настроение.

Вспомнил свою злость на беззаботную красавицу, новую владелицу, чуть-чуть не похожую на идеальных холодных эльфийских красавиц. Главное, что к эльфийкам я был абсолютно равнодушен, даже не екало сердце, просто краем сознания отмечал их красоту.

И эта девушка вначале показалась красивой, очень красивой и жестокой, абсолютно безразличной к моей судьбе. Впрочем, к безразличию как раз успел привыкнуть — кто я такой для них в этом враждебном мире? Не удалось «попасть» в какого-нибудь военачальника, члена правящей семьи, попал в разбойника! Точнее, остался в своем теле — спасибо и за это! — но меня приняли за бунтовщика и мародера.