К концу речи снисходительность из его голоса испарилась, стало казаться, что он говорил не обо мне, а о себе, как будто это он когда-то давно оттолкнул кого-то ради своего богатства и успеха, а теперь пытается удержать от этой ошибки меня, чтобы таким запутанным образом искупить собственный грех перед собой.

«Мы так потрясающе мало друг о друге знаем. Как мы могли принять такое серьёзное решение, если практически не знакомы? Мы с ума сошли.

Он смотрел на меня, внимательно и честно, как будто действительно переживал за мою дальнейшую жизнь. Я ответила тихо и серьёзно, пытаясь не допустить ни единой ноты иронии или холода, хотя бы из уважения к его короткому мигу откровенности:

– Если когда-нибудь в мире найдётся мужчина, способный вызвать во мне желание связать с ним жизнь, я думаю, я смогу ему объяснить, откуда взялась эта Печать, а он сможет меня понять, поддержать и помочь мне это пережить и стать счастливой. Это больше не твоя проблема, Алан, забудь обо мне, я справлюсь со своей жизнью, я сильнее, чем ты думаешь. Займись своим счастьем, я искренне желаю тебе успехов в этом.

– А может, ты им займёшься?

– Я уже пробовала, много раз, у меня не получилось. И сил пытаться у меня больше нет. Надеюсь, мы больше не увидимся. Прощай.

Я опять подняла коробки, прошла мимо Алана, изо всех сил стараясь к нему не прикоснуться, но места было слишком мало, и мне пришлось. Он был напряжённым и твёрдым как камень.

Пройдя половину коридора до двери, я услышала его шаги и голос:

– Лея, стой! – я продолжила идти в том же темпе, он догнал меня и взял за локоть, разворачивая к себе и прося тихим от напряжения голосом: – Стой, подожди. Поцелуй меня.

– Зачем?

– Один раз, на прощание.

– Не хочу.

– Один маленький раз, – он попытался улыбнуться, но маска инкуба не налезала на те чувства, которые разрывали его изнутри, там было что-то новое, что я до этого ни разу не видела, и этому новому сверкающий костюм Алана был тесен точно так же, как сверкающему Алану был тесен серый костюм Деймона. Меня пугала его огромность и мощь, а он стоял очень близко, так близко, что я чувствовала его жар кожей. Где-то во мне опять ощерился тот древний зверь, который отторгал Алана всеми силами, он требовал не бежать, потому что бежать поздно, он требовал немедленной внезапной атаки.

– Поцелуй меня, Лея. Были же времена, когда тебе это нравилось, вспомни их на минуту.

– Я сказала тебе, я не хочу. Ты когда-нибудь научишься меня слышать?

– Ты не понимаешь...

– Отойди от меня.

– Хорошо, – он поднял ладони и сделал шаг назад, крепко зажмуриваясь, как будто в нём тоже что-то жило, что выставляло свои требования, и ему нужно было сосредоточиться, чтобы сопротивляться. Он посмотрел на меня и прошептал: – Лея, я теперь всё понял, я даже у доктора был, представляешь?

– Да что ты говоришь? Решил испытать на себе, каково мне приходилось все эти две недели?

– Да. И я теперь всё понял, почему у нас ничего не получалось в постели, я знаю, как это исправить. Иди сюда, я тебе покажу, – он протянул руки ко мне, как будто я действительно могла сейчас всё забыть и броситься к нему в объятия.

– Не хочу.

– На минуту, только одну, ты почувствуешь. Я понял, что делал неправильно.

– Ты главного не понял, Алан. Тебе не сексом заниматься надо научиться, а слушать меня, когда я с тобой говорю.

Он качнул головой, отметая любые мои слова как несущественные, сделал ещё один крохотный шаг в мою сторону, я только сейчас заметила эти подкрадывания, прошептал:

– Просто попробуй, дай мне минуту, одну минуту, Лея. Не вынуждай меня делать это против твоей воли.

Во мне вспыхнула такая ярость от этих слов, что я невольно почувствовала родство со своей матерью – она тоже нечто подобное пережила, судя по всему, поэтому и реагировала так сильно. Но я этого переживать не буду, я отказываюсь, и у меня есть силы на сопротивление.

– Лучше отойди, Алан.

– Лея, дай мне минуту, потом можешь делать, что хочешь.

– Я не хочу, ты слышишь меня? Стой где стоишь.

Он улыбнулся и сделал ещё шаг, мягкий и как будто не ко мне, плавно наклоняя голову и делая мягкое движение рукой, гипнотизирующее и отвлекающее, заставляющее деревенеть и не владеть собой, целиком погружаясь в переплетения его невидимой паучьей сетки. Внутри меня кидался грудью на эту сеть кто-то обезумевший от ярости и моей глупости, не дающей ударить первой, когда это крайне необходимо.

– Алан, отойди. Не вынуждай меня делать тебе больно.

Он медленно улыбнулся шире и напевно прошептал:

– Вперёд, я крепкий.

Я приоткрыла канал Печати, чтобы запустить свой обездвиживающий каркас не снаружи его щитов, а изнутри, и отправила в него всю приготовленную силу одним махом.

Алан перестал улыбаться, в глазах на миг появилось недоверчивое удивление, как будто он поверить не мог, что я его ударю. Нахмурился и спросил:

– Серьёзно?

«На что я вообще надеялась... Это могло сработать против студентов, но не против ста пятидесятилетнего демона-иерарха с военным опытом.»