Деньги лились мимо кассы, без всяких налогов, сразу в карман, иногда обретали форму полезных услуг и превращались в рекламу, государственную поддержку моих проектов, знакомства и инвестиции. Я обрастала всё новыми кредитами, один даже на квартиру – я практически не жила «дома», пока жила в общежитии больницы, но заимев собственную квартиру, вспомнила, как здорово иметь личное пространство, и вернула в свою жизнь утренний чай на балконе, медитацию и художественные книги.

В итоге, к тому возрасту, когда даже самые асоциальные из моих одногруппников уже переженились и завели детей, я практически вернула себе тот уровень жизни, который был у меня на первом курсе Академии, в девятнадцать лет. Я просыпалась на рассвете, делала зарядку, медитировала, завтракала на балконе своей кредитной квартиры, пила чай и читала книгу ровно двадцать минут. Потом занималась личными письмами, одевалась и шла на работу, где проверяла чужую работу и работала сама. Обедала в кафе по соседству, потом опять работала до ночи, потом занималась своим образованием под печенье из автомата, шла домой и ложилась спать, и так каждый день. На выходных я ходила к фее железных цветов, о которой написала уже десяток статей, в результате чего её школа получила внимание городской администрации и дополнительное финансирование, меня там любили, а я любила бывать там, хотя молотом уже давно не работала, там было чем заняться и кроме расплющивания прутиков. Пару раз в месяц я посещала светские мероприятия, выгуливая наряды и напоминая о себе, общалась с интеллектуальной и творческой элитой города, получала дозу восхищения мужчин и ненависти женщин, для разнообразия. Пару раз в год ездила на конференции по работе, иногда даже выступала на них, это было приятно и выгодно. В итоге, единственным, чего мне не хватало в моей идеальной жизни, остался Алан, это не менялось.

***

Понедельник, 4 сентября 234 года, Грань Тор

Я проснулась по будильнику в 6.30, выключила его и опять попыталась вернуться в сон – мне снился Алан, такое счастье случалось редко, поэтому я ловила момент.

Признаваться себе в том, что скучаю, не хотелось, но врать об обратном не было никакой возможности. Мудрость предков оказалась правдой – инкуб оставил след в моём сердце, и всех остальных мужчин я невольно сравнивала с ним, всегда в его пользу.

С Райниром мы поддерживали хорошие отношения, регулярно переписывались и периодически виделись, но он был вечным эльфом, ровным и спокойным, в сравнении в порывистым Аланом он казался расфуфыренной бледной амёбой, Алану все проигрывали, включая вечного четвертьбога, варианты попроще я даже не рассматривала.

Сны об Алане посещали меня пару раз в год, обычно после каких-нибудь ярких переживаний, вчера это был человеческий фильм о любви, хороший, хоть и грустный. Я ходила в кино с коллегой, известным врачом, который приехал в Верхний на конференцию, и после кино пытался мне продать историю о том, что с женой они уже давно по привычке, она его совсем не понимает и не уделяет ему достаточно внимания, а он так хочет женской ласки, в нём такое море нерастраченной любви.

«Во вранье Алан тоже был лучше.»

Я ещё немного повертелась на кровати, с прискорбием убедившись, что обратно в сон уже не вернусь, встала и начала собираться на работу. Порассматривала в зеркале ванной своё лицо, убеждаясь в том, что с каждым годом становлюсь всё меньше похожа на мать и всё больше на тётю. Это радовало, я не хотела пока ничего менять в своей внешности, даже шрамы, они мне нравились. Часть щеки, шеи и плеча была покрыта россыпью неровных чешуек, похожих на змеиную кожу, они не болели и не чесались, я вспоминала о них только тогда, когда хотела вспоминать, не особенно часто.

Приготовив чай, я откопала на дальней полке одну из старых книг, вдруг ощутив потребность вспомнить себя в том возрасте, когда я жила в общежитии и читала книгу Улли под пение золотой соловки Санни, погода располагала, осень притворялась летом, и я решила не отказывать себе в этой маленькой ностальгии.

Книга открылась на старой закладке, которая оказалась крохотной открыткой, подписанной рукой Алана, красным по белому: «Поздравляю с дипломом, принцесса Лея. Алан Иссадор», дата, подпись, два пера вокруг шестигранника.

«Я хранила её в книге про волшебного енота, девять лет.»

Их как будто не было. Я всё это время была так занята выживанием и возвращением себе всего, что судьба у меня отобрала, что годы пролетели как миг, как будто я выставила Алана из своей комнаты и пошла в библиотеку на всю ночь, а сейчас вернулась, уставшая и с гудящей головой, но внутри всё такая же. Я выросла в профессиональном плане, но где-то в душе всё ещё бродила по канату между «вчера» и «завтра», теребя в руках снятую с волос прядь гривы Юриэльфейна, под снегом, на высоте в двадцать два этажа отеля «Роял Даймонд». Я уже была не в том возрасте, чтобы позволить себе носить в волосах мех животного, но ещё не стала достаточно чёрствой, чтобы этот мех выбросить, он был мне дорог. Я понятия не имела, жив ли вообще Юри, в моей памяти он даже не был окончательно взрослым, навсегда оставшись тонконогим жеребёнком с мягким доверчивым носом, и я не хотела расставаться с этой памятью.

«Он мне снился сегодня, он и Алан.»

Это было убийственное комбо, идеальный шторм, в котором я сочла бы за счастье утонуть навсегда, но сон кончился, а жизнь продолжалась. Я закрыла книгу, собралась и пошла на работу.

***

А на работе меня ждал следующий акт пьесы «Вспомнить все грехи» – на моём столе лежали стопкой медкарты новых пациентов, на верхней было написано: «Алан Браун», я чуть мимо кресла не села.

Папка была толстенная, я отодвинула её в сторону кончиком карандаша, как ядовитую змею, и взяла вторую сверху, погружаясь в работу с такой серьёзностью, как будто от меня зависит жизнь этого пациента, а не его носовая перегородка, меня даже в мои лучшие годы на скорой так не трясло над пациентом, как сейчас над этой проклятой картой.

Я весь день проработала как проклятая, убеждая себя, что мне всё показалось, потому что это просто тёзка, имя распространённое, почему бы и нет.

«Потому что.»

Я была уверена, что это не так. Всё к этому шло – сон, книга, закладка, даже машины, которые попадались мне на глаза по дороге в клинику, выглядели похожими на те, которые принадлежали Алану и его охране. Всё складывалось один к одному, как злой рок, как будто где-то над моей головой сидел на облаке злорадный создатель, попивая небесный вискарь и болтая ногами, наблюдал за моими жалкими попытками сохранить самообладание, посмеивался и делал ставки, на какой же по счёту подлянке от судьбы я сломаюсь. А когда очередная подлянка не срабатывала, он невозмутимо подкидывал следующую, и ещё одну, и ещё, выстраивая их чередой, сводящей с ума ощущением, что так быть просто не может, не бывает таких совпадений, это всё не случайно, это чей-то замысел, а я просто фигура на доске, которой сыграют и бросят в ящик. Мне не нравилось быть фигурой, я пыталась сопротивляться, каждый раз пыталась, и каждый раз сдавалась, всегда одинаково. Я изо всех сил пыталась об этом не думать, потому что мысли о срыве всегда приводили к срыву, я уже знала, как это работает, потому что проходила это много раз, но именно сейчас я была не готова, у меня были другие планы.