— Я тот, кому ведомо всё на свете, от чьего острого взора не скроется никто и ничто под небесами нашего мира, кто видит вдаль на много лет вперёд. Муа-ха-ха! — раскатистый, карикатурно зловещий смех рассыпался под сводом комнаты в очевидной попытке произвести на меня нужное впечатление. — Трепещите, жалкие смертные!

Точно дух-привратник. Больше некому.

— Тогда покажись, не прячься, — предложила я. Вот ещё, позволять какой-то нематериальной субстанции пугать себя!

— Я-то не прячусь, я весь как на ладони, а вот вы, ваше шаловливорукачество, явно что-то скрываете… али опять недоброе что замыслили, м-м?

— Я желаю поговорить со своей тётушкой-королевой.

— И только-то? — насмешка в голосе неизвестного ощутимо прибавила в размерах. — А я уж подумал ненароком, не пришла ли ты за другим зельем.

Я медленно повернулась вокруг собственной оси, стараясь не пропускать ни одного уголка, ни одной затаившей в нём тени. Мой неведомый собеседник знает о зелье? Впрочем, чему я удивляюсь, находясь в личном кабинете колдуньи?

Отражение в зеркале послушно повторяло все мои движения, но, едва я повернулась к нему лицом, как оно состроило недовольную гримасу.

— Ну а что? Один раз ты зелье уже уволокла, средь бела дня да при свидетелях, и где гарантия, что ты не захочешь продолжить начатое, не пойдёшь и дальше по скользкой дорожке? Говорят, преступник всегда возвращается на место преступления…

Я подошла к столику, всмотрелась в собственное застывшее отражение, за спиной которого не было ни комнаты, ни предметов обстановки, лишь серая пустота.

— Говорящее зеркало? Настоящее? Быть того не может… я думала, такие только в сказках бывают.

— А сказочные зеркала-артефакты, по-твоему, откуда взялись? — скривилось отражение. — Всё оттуда же — из колдовских практик пришли.

Я помахала зеркалу рукой, но отражение в ответ лишь вздёрнуло носик повыше и отвернулось с надменным видом.

— А вообще я переговоров с воровками не веду.

— Я не воровка.

— Тогда клептоманка. Пошто ты зельице из-под носа хозяйского увела, м-м? Да ещё так неаккуратно, убого… ловчее надо быть, коли ступаешь на преступный путь.

— Я его одолжила, — поправила я. — Для дела.

Отражение мигнуло и исчезло. Спустя мгновение на серебристой поверхности появились золотистые кошачьи глаза, рассечённые чёрными зрачками.

— Ты хоть знаешь, что схватила, принцесса?

— Отворотное.

— Уверена?

Нет. Но признаться в этом я не готова даже говорящему зеркалу.

— Во-он на той полочке, к коей ты ручки свои шаловливые чрезмерно потянула, стоят всякие укрепляющие составы…

Я обернулась к стеллажу с зельями.

— И приворотные, — добавила неуверенно.

— И они тоже. С укрепляющими вместе.

То есть я собиралась напоить Ланселя… укрепляющим зельем?

Хорошо хоть, не от кишечных недомоганий…

— Неважно, — отмахнулась я нарочито беспечно. — Террена всё равно его позднее подменила на приворотное.

— Подменила? — зрачки расширились, оставив от золота радужки лишь тонкий ободок. — На приворотное? Это она тебе сказала?

— Да. И… добавила, что мне его тоже подмешали… в чай.

— Прямо так и сказала, что приворотное?

— Да… нет… она не уточнила, какое. Но я думаю, что приворотное, потому что…

— Потому что? — в черноте зрачком удивительным образом отразился выжидающий вопрос, хотя до этой минуты я была уверена, что чернота в принципе не способна демонстрировать эмоции. — Милая Люси, со мной ты можешь быть предельно откровенна и честна, как перед служителем богов. Всё я вижу и всё знаю, нет в людских сердцах тайн от меня… в нелюдских тоже.

Ладно. Какая разница, у кого спрашивать, у Террены или у её волшебного зеркала? С зеркалом даже проще — вряд ли я буду часто подниматься в тётин колдовской покой, да и не зря же оно волшебное. Вдруг ему и впрямь ведомо поболе?

Я помялась в нерешительности, огляделась внимательно, словно ожидала обнаружить в комнате кого-то ещё, появившегося бесшумно, и шагнула вплотную к столику.

— Дело в том, что вскоре приёма… этого зелья, наши с Ланселем… принцем, моим женихом… отношения внезапно стали… лучше, — призналась я шёпотом. — Просто как по волшебству исправились, понимаешь? Не подумай, я вовсе не жалуюсь, более того, с некоторых пор я осознала, что было крайне глупо прилагать столько усилий ради расторжения помолвки… и очернения доброго имени принца. И гораздо лучше, когда молодые приятны друг другу, когда им интересно и хорошо вдвоём, когда понимаешь, что из вашей симпатии может вырасти нечто большее, чем просто докучливая обязанность и долг перед страной, когда от его поцелуев у тебя ноги подкашиваются, голова кружится как в каком-нибудь глупом любовном романе, и ты готова…