— Нет.

Ну разумеется! Я бы сильно удивилась, если бы принц дал себе труд всесторонне обдумать всю эту ситуацию.

Внезапно Лансель остановился.

— Давай проверим.

— Что проверим? — я по инерции прошла вперёд и только потом замерла посреди дорожки и обернулась к принцу.

— Зелье ли действует или у нас просто секундное помешательство приключилось, — невозмутимо пояснил он.

— Как?

— Я тебя поцелую.

— Что? Опять? — я огляделась. Кажется, в первый раз он поцеловал меня — если тот вялый контакт его губ с моими можно назвать поцелуем, — на этой же дорожке. Затем я сообразила. — Хочешь выиграть спор?

— Какой спор? — недоумение Ланселя казалось совершенно искренним, подвохом не замутнённым.

— Мы поспорили в том заведении, куда ты нас привёл… как оно называлось… «Алый лепесток» вроде. На поцелуй поспорили, — напомнила я.

— Сердце океана, да я уже забыл об этом дурацком споре. Тем более с тобой и спорить неинтересно.

— Почему?

— Потому что ты не умеешь ни принимать, ни ставить условия. С тобой спорят из-за шутливого поцелуя, а ты сразу, если я выиграю, то ты разорвёшь помолвку, — передразнил меня Лансель. — Хотя знаешь распрекрасно, что требовать расторжения всё равно что выйти в море во время шторма, рассчитывая, что тот утихнет по одному твоему желанию.

— Но ты же принял моё условие, — опешила я.

— Принял. И, зная о зелье, вино из твоих рук выпил. Вот такой я безрассудный идиот.

— И впрямь, — удручённо покачала я головой.

Лансель вдруг шагнул ко мне, сокращая расстояние между нами, обхватил моё лицо ладонями, поднимая его, и поцеловал.

Совсем как тогда, в первый раз.

И всё же не совсем.

Прикосновение лёгкое, скользящее, идущее вразрез с последним заявлением Ланселя. Я почему-то ожидала напора… Неловко покачнувшись, потянулась навстречу, вцепилась в плечи Ланселя, словно опасалась, что не устою на ногах. Поцелуй сразу обрёл уверенность, капельку настойчивости, не переходя при том границы, отделяющей воздушную нежность от страсти, сметающей всякие разумные мысли. Одна ладонь опустилась с щеки на шею и затем на ключицы, открытые вырезом дневного платья. Ниже, на грудь, не передвинулась, хотя меня кольнуло смутное подозрение, что ничего против она не имела. Другая плавно переместилась на затылок, пытаясь растрепать уложенные в простую причёску волосы. Я таяла, совершенно по-глупому растворялась в собственных ощущениях, щекочущими искрами рассыпающимися по телу. Всё-таки может Лансель вполне себе прилично целоваться, если захочет…

Лансель же и отстранился первым. Посмотрел на меня пристально, пока я стояла и часто моргала, осмысливая произошедшее.

— И как?

— Что… как? — следовало признать, соображала я в данный момент туговато.

— Если мы с тобой действительно выпили приворотное, то даже простой поцелуй должен вызвать… определённую реакцию, — пояснил Лансель.

— Какую именно?

— М-м… не знаю. Приступ внезапной страсти?

Я тут, того и гляди, растекусь лужицей, будто распоследняя влюблённая дурочка, а он анализом занимается!

— Ничего подобного я не чувствую, — я резко высвободилась из его рук и отступила.

Лансель с сосредоточенным видом прислушивался к себе несколько секунд и кивнул удовлетворённо.

— Я тоже.

— Значит, зелье было не приворотное. Или оно не подействовало.

— Может, просроченное?

— Возможно.

— Хорошо.

— Замечательно.

Потянулись мы друг к другу одновременно.

И поцеловались.

Весь день мы с Ланселем только этим и занимались.

Целовались.

Много.

Часто.

При каждом удобном и неудобном случае, в любом мало-мальски подходящем для минутного уединения углу.

Предположительно мы выясняли, действует ли приворотное зелье королевы или нет, а неуёмное количество проверок списывали на всякие отвлекающие факторы, якобы нарушающие течение эксперимента, которые сами же и сочиняли на ходу.

Хуже всего то, что я ловила себя на получении постыдного удовольствия от этих бесконечных повторений. И даже мой более чем скромный опыт в отношениях с противоположным полом намекал ненавязчиво, что Ланселю тоже вполне себе всё нравится. Впрочем, он мужчина, ещё бы ему не нравилось. Он бы и от большего не отказался и вряд ли вспомнил, что ещё недавно открыто заявлял о нежелании ложиться со мной в одну постель. Поцелуи были продолжительными и сорванными украдкой, глубокими и поверхностными, волнующе нежными и обжигающе горячими. Мы пробовали так и этак, насколько хватало фантазии, позволяли рукам свободно блуждать по телам друг друга, касались, гладили, сминали ткань одежды, оказавшейся вдруг лишней, раздражающей. Понятно, что добром эти эксперименты кончиться не могли… разве что преждевременным проведением первой брачной ночи.

Король с сопровождением уехал в город, лорд Брук и Аманда большую часть дня где-то пропадали, и потому никто не мешал нам предаваться буйному экспериментированию. Только поздним вечером, оставшись наконец одна в тишине и покое собственной спальни, я смогла в полной мере оценить масштаб нами сотворённого. Я долго лежала без сна в постели, иногда недоверчиво трогала свои припухшие после финальных — так мы их назвали и растянули оный финал минут на десять, — поцелуев губы и удивлялась, как далеко и быстро мы успели зайти.

А если зелье и впрямь действует? Если оно и должно влиять вот так, исподволь? Если один-единственный поцелуй уподобляется спусковому крючку, выступает катализатором? И факт, что поцелуи Ланселя, его прикосновения и сам он мне не против, но наоборот, как раз и говорит о моём состоянии, что я под влиянием приворота?

Не-ет…

Нет-нет-нет!

Я не хочу выходить замуж за человека, к которому меня приворожили! Не хочу провести всю жизнь бок о бок с мужчиной, чьи чувства ко мне сформированы ведьмовским зельем! А если действие приворота однажды закончится, то будет ещё хуже! Мы просто возненавидим друг друга… знание, что нас сблизило зелье и колдовство, а на самом-то деле между нами нет ничего общего, ни симпатии, ни уважения, отравит нам остаток наших дней.