Вдобавок она недавно увлеклась верой в Будду, верой, которая только-только начала завоевывать умы и души в их краях. Эту напасть привез с собой лама – один из учителей письменности, приехавший из Тибета, чтобы обучать гур ханскую дочь. Кара-китаи же в большинстве своем издревле поклонялись Богу Отцу, некоторые – Богу Сыну. А тут еще этот Будда! Нет, нельзя было гур хану, подражая другим правителям, давать дочери такое образование!

С пятого этажа своего дворца-крепости, что построен был по замыслу знаменитого бухарского зодчего, мастера по возведению таких каменных великанов, любил гур хан оглядывать окоем своих земель, простиравшихся вокруг и уходивших в дальние дали.

Вот и сегодня он провел не один час, вглядываясь в вечернее зарево, залившее алым пламенем чистую чашу неба…

Как же обидно, что и в судьбе время заката наступает вот так же мощно и нежданно!..

Всю свою жизнь он сам, один, единовластно нес на собственных плечах все внешние и внутренние дела и заботы державы, Ила. Военное ли время шло, мирное ли – он ничего никому не доверял.

И лишь теперь, когда ему понадобились понимание и поддержка, он повернулся лицом к своим людям… Но не нашел среди них ни единого, способного вместо него справиться хоть с одной, даже самой мелкой, из его задач. Каждый предпочитает вместо дел давать поспешные никчемные советы. Все сводится к пустой болтовне, сотрясанию воздуха словесами, не имеющими ничего общего с действительностью.

И нет в том их вины! Сам он повинен во всем. Будь он в свое время дальновидней, возлагай он тогда на приближенных хоть какие-то из своих дел и задач да доверяй им, не вмешиваясь в исполнение, тогда научились бы понемногу и мыслить самостоятельно, и ответственность на себя принимать…

Но нет ничего горше и обиднее, чем осознавать и видеть все в истинном свете, когда вокруг уже – багровая мгла заката. Когда весь твой Ил и даже воинство твое словно состарились вместе с тобой, утратив былую мощь!

И даже сверстники твои, уже путающиеся на ходу в своих бородах, подобны наивным и легкомысленным юнцам, ибо никогда не знали за свой долгий век настоящей, суровой жизни.

Это стало ему, гур хану, особенно ясно после беседы с Кехсэй-Сабарахом. Какое же развитие могли получить люди, если им никогда не доверялось даже собственной головой распоряжаться, самостоятельно командовать не только войском, но даже и землекопами на рытье каналов! Вот потому и речи их столь бессмысленны и пусты, и все, что ни скажут они – лишь ради красного словца.

И стоило ли затевать эти многочасовые совещания?! Ведь собравшиеся, словно состязаясь друг с другом в глупости, на них несут всякую околесицу. Ибо каждый стремится лишь к одному: поразить других своим красноречием, и никто не думает о смысле своих суждений… И никого, способного задуматься глубоко над грядущим! Одно царит в головах вождей: соперничество племен, расселившихся по берегам Семиречья.

…Уходят в прошлое времена, когда они, кара-китаи, единолично властвовали на этих землях, всех облагая данью и никому не позволяя пальцем шевельнуть от недовольства. Ныне же на востоке отделились от них и примкнули к монголам харалыки и уйгуры. А на западе набираются сил хорезмийцы, из года в год они расширяют свои владения, а недавно отказались платить дань, что делали прежде исправно и беспрекословно. Более того, сами стали угрожать своей военной силой…

Когда угасает мысль, это означает лишь одно: всеобщий упадок, и тут не надобны никакие предсказатели и пророки.

Гласят же легенды: предвестником заката могущества их предков, великих киданей, владычествовавших на Северном Китае век назад, стало подобное же оскудение умов. Вот так же, как ныне, забота лишь о собственном благополучии затмила у киданьских верхов задачу крепить могущество Державы, обеспечивать благополучие Ила. Тяга к сиюминутной выгоде, жажда обогащения раззадорили алчность, а соперничество помутило умы и застило глаза, стало первопричиной взаимной ненависти и распрей.

Что доброго могло из этого выйти? А лишь одно могло тут получиться – то, что и получилось: самые искусные лжецы и лицемеры были осыпаны почестями и прославлены как мудрая опора власти. Тех же, кто думал и радел о грядущем Ила, ославили как глупцов.

Льстецам надо платить за сладкую лесть, вот и стали раздавать чины и награды направо и налево, не думая о том, соответствует ли значимость этих чинов и наград истинным заслугам награждаемых. В итоге ценность почестей снизилась донельзя.

Все должно иметь свою меру и свой час. Если нарушить этот закон, даже доброта может обернуться злом.

И когда и чины, и должности, и награды вконец обесценились, стало непонятно, кто же знатен и высок по-настоящему, а кто – пустышка. И как только наступило такое время, словно чье-то проклятие пало на киданей: преследованиям и обвинениям во всех возможных грехах, а затем и уничтожению стали подвергаться как раз те немногие, кто в действительности был опорой государства, те, что были поистине крупными личностями. А к власти валом валили изворотливые, ни ума, ни стыда, ни совести не имевшие людишки. Но народ почему-то принимал их как своих поводырей и под их водительством катился к обрыву, за которым была пропасть. Все добрые начинания заканчивались провалами. Во всех битвах кидани терпели поражение за поражением…