— Пойдем! — Брагоньер тронул жену за плечо и забрал у нее блокнот. — Господа сами разберутся.

— А не разберутся, уволят и сошлют репу копать, — мрачно шепотом пошутил дознаватель.

Соэр метнул на него пристальный, изучающий взгляд, но промолчал.

Когда они вышли в коридор, Эллина указала на испачканный сюртук:

— Переоденься. Если едешь в клуб, в таком виде не пустят.

— Разумеется, — пожал плечами Брагоньер.

Гоэта держалась, но в голосе звенела обида.

Эллина не любила ночевать одна, обнимая подушку. Она ворочалась, ерзала, переживала. Обычно муж задерживался по работе, а она опасна, сложно сомкнуть глаза. Гоэта гнала прочь страхи, но подспудно все равно страшилась застать по утру в гостиной заместителя Брагоньера со скупым официальным известием. Королевский прокурор — мишень для преступников, темных — да мало ли, кого! Его величество тоже может в любой момент передумать. Брагоньер слишком много знал, нужен лишь из-за пользы короне. А вдруг он перестанет приносить ту самую пользу? Словом, поводов для ночных тревог достаточно.

Только сегодня иное. Работа — это работа, Эллина давно поняла, соперничать с ней бессмысленно. Тут же муж ехал развлекаться, среди папиросного дыма и стука игральных костей лениво обсуждать женщин и политику — все то, что, по его словам, соэр не терпел.

— К завтраку мне тебя тоже не ждать? — Вопреки желанию голос таки дрогнул.

Они спустились по лестнице в опустевший холл. Сквозь арочный проем виднелась гостиная, или, как ее иногда еще называли в подобных заведениях, салон. Тоже пустой, с разбросанной мебелью: солдаты проверяли, не притаился ли в борделе еще кто-то.

Брагоньер промолчал. Гоэта поджала губы.

— Ясно. — Она отвернулась, мазнула взглядом по большому зеркалу, в котором супруги отражались в полный рост. — Завтра и послезавтра тоже. Я тебе не нужна, пока не состоится суд. Вечно одна в треклятом доме!

Эллина не собиралась устраивать истерику, само вышло. Слезы вдруг брызнули из глаз. Уткнувшись лицом в ладони, женщина судорожно пыталась успокоиться.

— Лина? — удивленный муж обнял за плечи. — Лина, перестань! — уже строже добавил он. — Сколько раз повторять: слезы — мерзкое зрелище!

Гоэта кивнула.

Сейчас, сейчас, она перестанет. Супруг не терпел истерик, не нужно его раздражать.

— Хочешь в Трию? — Воспользовавшись тем, что их никто не видит, Брагоньер теснее привлек ее к себе и быстро поцеловал в мокрую дорожку на щеке. — Ты устала, измоталась. Не следует так часто думать о ребенке. Повторюсь, я уверен, Сората тебя уже поцеловала.

Трия — морской курорт, излюбленное место отдыха аристократов — казалась заманчивым предложением. Эллина бы с удовольствием покупалась в термальных источниках, подышала наполненным солью воздухом.

— Поезжай! — Она легонько хлопнула мужа по руке и пару раз глубоко вздохнула. — И прости, меня саму мучают перепады настроения. Представляю, как ты мучаешься!

— Ты женщина, — философски заметил соэр, — я знал, на что иду, когда завязывал отношения. Вот что, — он отпустил жену, — я нашел тебе занятие. Ты давно хотела общую спальню, можешь ее обустроить. Смежная комната пустует, сойдет для гардеробной. Не слишком удобно, зато перестанешь волноваться. Сегодня вернусь к часу и зайду.

— А как же приличия? — деланно нахмурила носик Эллина. — Дворянам не пристало жить с женами.

— Все правила приличия мы давно нарушили.

Брагоньер отпустил и шагнул к двери. Между бровей залегла складка.

Он и не предполагал, что беременные женщины настолько невыносимы. Эллина и так склонна к истерикам, в последние два месяца и вовсе превзошла саму себя. Брагоньер догадывался, виной всему мать. Наверное, следовало вмешаться, а не хранить нейтралитет. С другой стороны, отец всегда повторял: мужчина перестает быть мужчиной, как только опускается до женских дел.

Кольнула совесть. Может, жена права, соэр действительно уделял ей мало внимания?

— Завтра после обеда поедем на пикник, — неожиданно на пороге сообщил Брагоньер, галантно пропуская даму вперед.

Эллина едва не прикусила язык.

Муж — и пикник?

— А как же работа? — осторожно спросила она.

— Подождет. Я не могу тащить на себе все сатийское правосудие.

Гоэта промолчала, хотя все внутри нее ликовало и сжималось от сладостного предвкушения. Они никуда не ездили вместе вот уже год, наконец-то не нужно будет думать, как выглядишь со стороны, и носить корсет.