Опять открыв мессенджер, я посмотрела на фотку Санюшки и решила, что мне очень повезло, когда Альбинка написала мне раньше, чем я написала Санюшке, а то читал бы Честер не Альбинкины откровения, а мои.

«Почему я об этом не подумала? Где мои мозги вообще весь вечер...»

Немного пострадав над пустым экраном, я смирилась с неизбежностью, взяла воду и пошла наверх.

Ступеньки опасно скрипели и качались под ногами, обычно такого не было, но я обычно и не носила по этой лестнице шестилитровую бутылку воды.

«Надо разобрать её на дрова и построить нормальную лестницу, а то на этой кто-нибудь убьётся однажды. Честер весит точно больше, чем я и бутылка воды.»

Мне тут же стало стыдно за свою смелость — на полном серьёзе думать, что он придёт сюда ещё не раз, самоуверенность сотого левела.

«Как он быстро сориентировался и придумал про второй аккаунт, находчивый парень.»

Я им так гордилась, как будто сама его создала. Вспомнила его голос, говорящий: «Считай, что я сбылся», опять дико засмущалась и захотела его увидеть, но когда подошла к шатру, поднять руку и отодвинуть штору сил не было, меня как будто накрыло очередным ступором, но я не страдала от этого — мысленно я была уже внутри, а он был под пледом, там всё было превосходно, я бы всю ночь так простояла, счастливая до небес. Но штора открылась с той стороны, Честер взял у меня из рук бутылку и спросил:

— Сюда поставить?

— Ага, — я смотрела, как он хозяйничает в моём гнезде, опять впадая в какое-то странное трансовое состояние, как будто всё происходящее мне снится, и я могу этим управлять, но проснуться не могу — такая плата за всемогущество. Он закончил с бутылкой, взял с полки мой телефон и протянул мне:

— Я добавил свой номер.

— Я видела Альбинкины сообщения.

Он посмотрел на меня удивлённо, потом медленно перестал улыбаться и отвёл глаза, я кивнула вниз на свою комнату и сказала:

— У меня в ноутбуке синхронизация. Я всё прочитала.

Он постоял молча, потом развёл руками и сказал:

— Я был в чём-то неправ?

По его тону было ясно, что он себя неправым не считает, я не собиралась его переубеждать, тем более, что аргументов у меня не было, вообще ни единого. Я просто нервно пожала плечами и сказала почти шёпотом, по звучанию своего голоса понимая, с большим опозданием, что боюсь Альбинки больше, чем мистических совпадений, вымышленного Честера и всего вообще в мире:

— Я не знаю, что делать.

— Иди сюда, — он меня обнял и прижал к себе, как будто я плакала, хотя я не плакала, но возражать не стала.

Он так пах, что в него хотелось завернуться целиком и там уснуть навсегда, но мне было нельзя — я была ужасным человеком. И я не просто тихо себе была им где-то в тёмном углу, где никто не видит, как обычно, нет — сегодня я была им напоказ, я своими фантазиями выделывалась перед Альбинкой, а в её мире выделываться имеет право только она, для остальных это наказуемо. Она говорила, что мы должны одеваться поярче и краситься посмелее, она вроде как поддерживала в нас с Санюшкой желание казаться взрослыми и дерзкими, но это были просто слова, это не было правдой. Добрая королева, которая улучшает и мотивирует подданных — это был её стиль, образ и маска, я видела это, и Санюшка видела, но мы молчали, потому что это была игра на её правилах, и все под ними подписались своим бездействием, давно, и с тех пор ничего не менялось, потому что всех всё устраивало. Альбинка была в нашей группе сверкающей примой, а мы были кем-то рядом, кого можно заменить, никто и не заметит, потому что никто даже имён их не помнит, они никого не интересуют, будь они хоть трижды талантливы, потому что она — звезда, а они — нет. Точнее, они может и звёзды, пока они каждая сама по себе, но когда появляется настоящая звезда, они меркнут, добровольно, потому что не хотят узнать, что такое померкнуть принудительно. Я привыкла к такому положению вещей, для меня это было даже удобно — к танцору массовки меньше внимания и ниже требования, можно где-то и схалтурить, никто не заметит и не казнит, а прима так не может, она обязана быть совершенством в каждом проявлении, потому что все прожекторы смотрят на неё, и она сверкает, одна в центре мира. И вот, сегодня я выперлась в своём костюме массовки на её трон, и парня притащила, и не просто какого-то, а вот этого.

«Она меня сожрёт вместе с этой майкой, даже пайетки не выплюнет. Даже если бы я не врала, она бы меня съела просто за смелость, за Честера, за то, что он такой классный и просто приехал. А он ещё и нагрубил ей... Мне конец.»

Я обхватила его покрепче и прошептала:

— Что мне делать? Она мне этого не простит.

— Да кто она такая?

— Она звезда...

Он фыркнул, я запнулась, но продолжила:

— Ты не понимаешь. В твоём классе есть звезда? Самая красивая девочка, в которую были влюблены все мальчики хотя бы временно, но никто к ней не подходил, потому что она настолько красивая, что явно им не светит. Они к ней не лезут, но они всегда на неё смотрят, и девочки смотрят, ненавидят её из зависти, но невольно подражают ей во всём. В моём классе это Альбина. Если она просто скажет вслух что угодно, все мигом примут это за истину, и начнут жить так, как будто это истина и есть. И теперь она скажет что-нибудь плохое обо мне. Меня начнёт пинать весь класс, мне школу придётся сменить... Что мне делать?

Он погладил меня по голове и мягко сказал:

— Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь. Очень сильно.

— Тебе кажется. Ты не знаешь просто.

— Я не знаю твою Альбину, но я видел достаточно зазвездившихся дур, которые теряли связь с реальностью, а потом падали со своего пьедестала очень больно. И если она попробует тебе что-то сделать, я ей этот последний полёт организую. С удовольствием.

Я немного отодвинулась, чтобы посмотреть на него, на минуточку забыв, что смотреть на него чревато сауной, он поймал мой взгляд и усмехнулся, сообщая как неприличный секрет: