Леди Фицрой отпрянула, подозрительно глядя на Ковальского.

– Что вы имеете в виду?

– Что Моррис – психоаналитик. И нанят он потому, что у вас серьёзные проблемы в семейной жизни, которые вы хотите скрыть.

– Что же делать? – беспомощно проговорила леди Фицрой в который раз за последние сорок минут. Ковальский поднялся на ноги.

– Что делать, что делать! Одеваться. Будьте любезны отдать мне мою рубашку.

8

– Сэр, пришёл какой-то… – констебль не решился выговорить слово «джентльмен», – человек. Утверждает, что у него есть важные сведения по делу Виолы Харди.

– Впустите, – немедленно ответил Бишоп. Однако читатель уже догадывается, кого он увидел на пороге своего кабинета, и потому может вообразить его реакцию.

– Вы? Может, наконец, скажете, кто вы такой?

За спиной у суперинтенданта раздался смех Солгрейва.

– Не беспокойтесь, сэр, – произнёс инспектор, – это мой агент.

– Ваш агент? С каких это пор?

– Со вчерашнего вечера.

«Агент» церемонно снял соломенную шляпу и наклонил голову.

– Разрешите представиться. Ковальский. Винни Ковальский.

Суперинтендант подумал, что, видимо, для пользы дела лучше ничему не удивляться.

– Как идут дела с Фицроем? – спросил Ковальский, без приглашения усевшись на стул. Солгрейв раскуривал трубку.

– Всё отрицает. Досадно то, что улик против него нет. Придётся его отпускать, иначе будет большой скандал. Сэр Реджинальд слишком значительная фигура, чтобы арестовывать его по смутным подозрениям.

– Мои подозрения довольно ясные, – возразил Ковальский. Бишоп надвинул на нос очки и пристально посмотрел на него сквозь стёкла.

– Мистер Ковальский, ваши подозрения значения не имеют. Имеют значения доказательства. А доказательств того, что сэр Реджинальд убил мисс Харди, вы представить не можете.

– Естественно, не могу, – невозмутимо отозвался Ковальский. – Потому что сэр Реджинальд её не убивал.

– Не убивал своими руками? – уточнил Солгрейв. Поляк развязно закинул ногу на ногу и подтянул носок (новый).

– Возможно, и чужими тоже. Видите ли, всё дело в том, почему её убили.

– Вы намекаете, мистер Ковальский, – в слово «мистер» Бишоп вложил всё доступное полицейскому искусство оскорбления, – что вы это знаете?

Лицо Ковальского неожиданно стало серьёзным.

– Знаю.

Он достал из кармана пиджака измятую афишку.

– Особенный номер, «Шекспировская ночь»… Директор варьете сказал мне, что Виола танцевала в мужском костюме вместе с братом. Я сразу подумал, что брат должен быть на неё похож – иначе бы он не взял сценический псевдоним «Себастьян». Помните, у Шекспира брата с сестрой всё время путают? Дальше – элементарная логика. Если сестру можно было переодеть в мужской костюм, то и брата можно переодеть женщиной. Ну, фотографии вы видели. Должен признаться, я слукавил – попросил у Мартина одну фотографию, а, когда он отвернулся, вытащил две. Небольшой эксперимент с ножницами и клеем…

– Это нам известно, – прервал Бишоп.

– Благодаря мне, шеф, – напомнил Ковальский. – Вам не пришло в голову, что лже-Виолой мог быть её брат. Вы для этого недостаточно испорчены. Тем более для того, чтобы понять, почему Виолу убили.

– Что за чушь?!

– Э, нет, дражайший, это не чушь. Это называется английское ханжество. Вы и Солгрейв исходили из презумпции, что Виола была любовницей сэра Реджинальда. Но она ею не была. Кто-то очень хотел, чтобы мы думали, будто сэр Реджинальд состоит с ней в связи.

– Лейбористы? – невесело усмехнулся Солгрейв. – Да, эта версия гуляла вначале, но согласитесь, что в свете последних данных она выглядит довольно нелепо.

– Вы не подумали о самом сэре Реджинальде.

– Вот это уже действительно чушь, – возмутился Бишоп. – С чего сэр Реджинальд должен желать сам себя скомпрометировать связью с какой-то артисткой из кабаре?

– Для того, чтобы скрыть нечто, что может скомпрометировать его ещё больше, – спокойно ответил Ковальский. – Сложите два и два, в конце концов. Его жена явная невротичка, у секретаря вся библиотека заставлена книгами по теории сексуальности, а на роль любовницы он почему-то выбирает девушку, которая переодевается в мужской костюм и у которой есть брат, весьма похожий на неё.

– Чёрт побери… – пробормотал Солгрейв. Бишоп непонимающе уставился на Ковальского. Сыщик ответил ему взглядом, полным унизительного сочувствия.

– Провинция, сэр! Ваш коллега из Скотланд-Ярда догадливее. Фицрой сожительствовал не с Виолой Харди, а с её братом, Мартином Харди. Ну не любит он женщин, что делать. Мартин приходил к нему под видом Виолы, переодевшись в платье сестры.

– Фу, пакость какая, – передёрнуло Бишопа. Солгрейв сохранял хладнокровие.

– Понятно, – сказал он, – значит, отпускать его в любом случае рановато. Но только как с этим делом связана настоящая Виола? Разве что она шантажировала сэра Реджинальда?