Всё, что понял из этого инспектор – это что брат Виолы Харди, по-видимому, имел какое-то отношение к делу. Но что имел в виду Ковальский? Что Харди соучастник преступления или что он знает какие-то факты, касающиеся отношений его сестры с сэром Реджинальдом? Уж не он ли послал Виолу в Фервуд, когда там находилась разгневанная леди Фицрой? Как жаль, что на квартире брата и сестры не было телефона, а то бы, может статься, вскрылись бы важные обстоятельства предыдущих дней.

Солгрейв ещё размышлял над телеграммой, когда в номер снова постучали. За дверью оказался курьер, державший плотно заклеенный коричневый пакет.

– Вы будете инспектор Солгрейв?

Инспектор предъявил удостоверение, расписался и несколько секунд стоял с пакетом в руках, слушая удаляющиеся шаги курьера в коридоре. Хотя на пакете не было обратного адреса, он догадывался, кто мог его прислать. Достав перочинный нож, он распорол коричневую бумагу. Внутри был всего один предмет – картонка с наклеенными фотографиями.

Фотографий было две. На первой была, несомненно, Виола Харди, снятая в полный рост вместе со своим братом – невысоким юношей с мягкими чертами лица. Они стояли рядом на ступеньках какого-то здания, Виола прислонилась к балюстраде, а Мартин изображал танец, отставив ногу и выбросив в сторону руку с зонтиком. На второй фотографии была одна Виола в мужском костюме…

Или нет. Странная форма карточки, поза фигуры – точно та же отставленная нога, точно та же рука с зонтиком, – говорили о том, что второй снимок вырезан из копии первого. Солгрейв поднёс картонку к самым глазам. Голова Виолы была приклеена к туловищу Мартина… но нет, он ошибся. Голова Мартина была на месте. В обрамлении подклеенной к ней причёски Виолы.

– Дьявольщина, – вслух сказал Солгрейв. Причёска (впрочем, она была париком – инспектор вспомнил запись в деле) подчеркнула фамильное сходство, которое в обычных условиях не так бросалось в глаза. Разумеется, лица были всё же не одинаковы, но человек, малознакомый с сестрой и ни разу не видевший брата, мог запросто обмануться.

Итак, садовник не лгал. Кто-то действительно вышел из парадного в 19.20, когда настоящая Виола была уже мертва, и этим кем-то был её брат Мартин в платье и парике. Имел ли он отношение к убийству, или его лишь заставили сыграть роль Виолы – в этом ещё предстояло разобраться.

Смысл телеграммы стал ясен инспектору, и он спустился вниз позвонить в Лондон и передать распоряжение об аресте Мартина Харди.

В промежутке между обедом и чаем Солгрейв не поднимался в номер. Он остался в трактире ждать Ковальского. Наконец тот появился, улыбаясь во весь рот и прижимая к себе охапку каких-то свёрточков.

– Добрый день, инспектор! – объявил он. – Вы получили мою телеграмму?

– Получил, хотя понять её было трудновато. Вы хотели, чтобы я отдал приказ арестовать Харди?

– Разумеется. Я не был уверен, что пакет успеет прийти к вам вовремя, и решил отправить ещё и телеграмму. Только на телеграфе у меня не приняли текст со словами «арестуйте Мартина Харди». Пришлось выкручиваться…

– Ясно, – сказал Солгрейв. – А это что? Улики?

Он кивнул на занятые руки Ковальского.

– Ах, это, – на лице сыщика сквозь пудру проступила краска. – Зашёл в пару магазинов в Лондоне. Носки, рубашки, мыло и всё такое… Не знаю как вы, а я не люблю путешествовать с одним станком «Жиллетт» в кармане.

– Носки вам не помешают, – рассмеялся Солгрейв. – Что вы теперь намерены делать?

– Навестить леди Фицрой, – ответил Ковальский. – Но вначале хочу попросить вас ещё кое о чём.

– О чём же?

– Позвоните Бишопу и скажите, что он должен вызвать на допрос сэра Реджинальда. Потом отправляйтесь к ним в участок и задайте этому джентльмену один вопрос. А именно, что ему известно о Мартине Харди.

– Вы думаете, что этот спектакль разыграл сам Фицрой? – переспросил инспектор. – Я предполагал, что ему нужно было избавиться от Виолы, но моя версия – что она была жива в 19.20 и он убил её в парке, а затем затащил в дом, – страдала натяжками. Теперь, пожалуй, противоречия разрешаются. Сэр Реджинальд нанимает молодого Харди, чтобы тот переоделся Виолой, зашёл следом за ней в дом и задушил её. У Фицроя, таким образом, алиби, подозрение падает на жену, а появление «живой Виолы» перед свидетелем окончательно запутывает дело. Какой же циничный человек! Пойти на такой расчёт…

– Сэр Реджинальд, безусловно, неприятный человек, – согласился Ковальский, – и вашу версию я нахожу убедительной. Хотя меня всё-таки смущает это розовое платье.

– Если Виолу изображал её брат, то я не вижу здесь трудности. Он позаимствовал одежду из её собственного гардероба, а у неё не было второго точно такого же.

– Да, женщины обычно не держат у себя двух одинаковых платьев… Что ж, в первую очередь необходимо заняться сэром Реджинальдом. Готов поклясться, он знает, что делал Харди в Фервуде и для чего он явился туда в этом маскараде.

7

– Хотел бы спросить, что вы здесь делаете?

На лестничной площадке нарисовалась плотная фигура Морриса. Винни Ковальский посмотрел на него снизу вверх.

– Выполняю заказ леди Фицрой, если вам так нужен ответ.

– Да уж пожалуйста! – ехидно бросил секретарь. – Но если леди Фицрой угодно нанимать всяких клоунов и изображать частное расследование, это не значит, что вы можете заявляться к нам по двадцать раз на дню. Здесь не проходной двор.