— Сюда нельзя! — истерически крикнул я. — Я так…

— Нельзя? Мне нельзя? С кем же вы разговариваете…

— Да я так, честное слово, так… С собакой… Маленькая такая… Забралась под постель… Я и гоню…

— Что же я одна здесь буду сидеть?..

— Сейчас, сейчас… Спи, спи…

— Ничего не понимаю… Это вы меня спать укладываете?..

— Нет же… Я, честное слово, так… А-а-а… А-а-а…

— Что же это вы собаке поете? Я здесь одна, а вы там достали какую-то собачонку…

— Женечка! — голосом, полным скорби, крикнул я. — Женечка, я сейчас…

— С вами что-нибудь случилось… Шура… Шура…

* * *

Когда она отворила дверь, я сидел с Зинкой на руках и в тупой безысходности бил кулаком по подушке.

— Ребенок? — задыхаясь от волнения, спросила Женя.

— Ребенок… — горько кивнул я головой.

— Значит…

— Женечка… Сухановы оставили… На свадьбе они…

Она ничего не ответила, только закрыла лицо руками и, быстро повернувшись, вышла из комнаты.

Единственно, что женщины делают быстро, — это ссорятся. Самая кропотливая из них в своих туалетных занятиях, привыкшая надевать шляпу до холодного пота на зеркале, во время ссоры одевается с быстротой провинциального фокусника… Мудрено ли, что, когда я, с бешено заливающейся Зинкой на руках, бросился в прихожую, Женя стояла уже одетая и, не подавая мне руки, презрительно бросила:

— Прощайте…

— Женечка! — с настоящими слезами крикнул я. — Я объясню вам… Этот ребенок…

— Ах, не надо, не надо, — по-видимому, заглушая что-то в душе, крикнула и она, — прощайте, прощайте…

И, резким движением открыв дверь, вышла.

Может быть, это было вредно для отданного на мое попечение ребенка, но я выбежал с Зинкой на лестницу, глазами, полными слез, провожая удалявшуюся Женю.

— Женя… Вернитесь…

По-видимому, было что-то в моем голосе, что заставило ее на мгновение остановиться, но она сейчас же махнула рукой и пошла дальше.

Убитый и подавленный всем этим, я беспомощно сел на ступеньку, небрежно положив около себя Зинку…

* * *

Не знаю, сколько времени я просидел бы так, если бы сбоку не отворилась дверь из чужой квартиры, из которой, после недолгого созерцательного молчания, чей-то голос не обратился бы ко мне:

— Что с вами?.. Да ведь вы ребенка застудите на лестнице… Такой холод, а ребенок голый…

Я тупо посмотрел на незнакомую даму, говорившую это, поднял Зинку и протянул ее к ней.

— Возьмите ее…

— Я… вашего ребенка?..

— Возьмите, или я не отвечаю за себя… Возьмите…

— Кто вы такой?..

— Вот здесь… Живу… Пять лет живу, — я показал на дверь своей квартиры, — подержите эту тварь у себя… Я через час зайду.

— Какое бесчеловечье! — возмущенно прошипела дама. — Дайте… Иди, иди, крошка…

— Через час я зайду, честное слово…

— Бедная крошечка, озябла, маленькая…

Я думаю, не нужно объяснять, что, схватив пальто, я бросился сейчас же за Женей.

* * *

Примирение произошло в кинематографе. Когда я возбужденно-радостный отворил дверь своей квартиры, женский истерический плач сразу бросился мне в уши…

— Не плачь, не плачь, Мурочка, — услышал я взволнованный голос Суханова, — это он пришел… Он все расскажет…

Когда я услышал их голоса, все радушное настроение куда-то сразу отхлынуло; сразу вскипело злобное чувство против этих людей, испортивших такой редкий вечер.

— Где наш ребенок? — враждебно спросил Суханов, подбегая ко мне.

— Скотина ваш ребенок, — грубо бросил я, — сейчас найду его…

— Куда вы дели ребенка? — раздирающе крикнула Суханова. — Отдайте нам его…

— Подавитесь вашим ребенком… Идем… — Я схватил Суханова за руку, потащил на лестницу и вдруг с ужасом замер: на площадке лестницы было четыре квартиры. В какую из них я отдал Зинку?..

Я позвонил в первую квартиру слева.

— Здравствуйте, — коротко сказал я, — я вам не отдавал ребенка?

Открывший дверь студент с удивлением посмотрел на меня и, обернувшись, крикнул:

— Маша… Тут ребенка требуют…

— Нет у нас никаких ребенков, — донеслось откуда-то. — Может, это швейцар за ключом от подлавки…

— Боже мой, — простонал Суханов, — что ты сделал с нашим ребенком?..

— Пойдем в другую, — грубо прервал я его, — найдем твое сокровище.

Студент, открывший дверь, схватил фуражку и тоже выбежал на лестницу.

— Он что… сбежал у вас…

— Не ваше дело, — хмуро ответил я. — Суханов, звони вот в эту!