Шрифт:
— Должно быть, однофамилица. Нужно будет у швейцара потом спросить. Он всех в доме знает.
Все внешние и внутренние качества жены при таком браке начинают узнаваться только спустя два месяца.
— Как, у тебя и голос есть? — удивляется муж, неожиданно застав жену за пением романса.
— А как же… Почти год служила на открытой сцене, и вдруг голоса нет…
— Разве ты служила? — еще больше удивляется муж. — Ведь ты же в гимназии учи… Ах нет, — извини. Это Катерина Сергеевна училась… А когда же ты служила?
— Когда? Сейчас, дай вспомню… В девятьсот… в девятьсот одиннадцатом, кажется… Нет, постой… В одиннадцатом я с Рыбакиным жила, это не тогда было. В двенадцатом… Тоже нет… Тогда я с Симоновым в Крым ездила… В десятом.
Муж робко смолкает и мучительно проталкивает через внезапно пересохшее горло куски куропатки. Вдруг, искоса взглянув на жену, он неожиданно приходит в еще большее изумление.
— А ты, оказывается, — рыжая… — упавшим голосом констатирует он результат своих наблюдений.
— Да, а что? — с любопытством спрашивает жена.
— Так. Я думал — блондинка. Мне такой раньше казалась.
— С другой спутал, — помогает жена.
— Если ты насчет Крынниковой, так ошибаешься. Она же брюнетка…
— Подумаешь — рыжая, не рыжая… Потерял ты много от этого. Тоже, сокровище…
Бывают и несколько иные несоответствия, когда легкомысленный и веселый муж в белых гетрах натыкается на жену, которая сразу отдает в переплет все книги из шкафа, запирается по целым дням у себя в комнате, не выходит к гостям и начинает вести обширный дневник в толстой с клеенчатыми корочками тетради.
На все попытки мужа развеселить ее анекдотами о бродячих инородцах она хмуро поджимает губы, всовывает ему в руки неразрезанное «Введение в философию» и смеется над его братом, который не кончил университета. Когда, подавленный этими обстоятельствами, муж покупает в ближайшем книжном магазине программу для самообразования, жена внезапно поступает на драматические курсы, требует, чтобы прислуга звала ее по фамилии, и начинает брать на дому уроки фехтования и балетных танцев.
Такая жизнь тянется иногда по году или даже больше.
* * *
Оба доходят до такого состояния, когда даже совместное пребывшие в одной комнате нельзя во имя тишины и порядка длить более двух минут.
Прежние имена расплылись и сошли на нет. Нежная Нуся или более спокойная Тата сделалась Ниной Петровной, как и Мус превратился в Семена Авдеевича.
Жена, как существо более подвижное и с ярче выраженным характером, начинает первая.
— Смотришь? — неожиданно и решительно спрашивает она мужа, не предъявляя ему пока точно сформулированного обвинения.
При существующих отношениях это, конечно, может искренно возмутить.
— Ну, смотрю, — тихо шипит он, — и буду смотреть. Имею право.
— Не видел. Полтора года женаты.
— Хочу смотреть и буду. Куда мне угодно. — И, желая подтвердить свое неотъемлемое право, муж бесцельно тычется глазами во все углы надоевшей столовой.
— Может, ты еще какую-нибудь гадость сделаешь? — ожидающе спрашивает жена.
Разговор становится всеми колесами на свободный ширококолейный путь.
— Это ты гадости делаешь. Я от Ныряева в четыре часа не возвращаюсь.
— Еще бы. Он тебя, как курицу, за шиворот выкинул бы, — радуется своему превосходству жена и для усиления впечатления добавляет: — С четвертого этажа.
— Это и я могу кое с кем сделать, — хмуро вскидывает муж и, боясь, что осторожный намек может остаться непонятым. поясняет: — С тобой, например… И вообще нам с тобой надо серьезно поговорить…
— Пожалуйста, пожалуйста… Только бросьте этот ваш тон… У меня он есть тоже. Вы с женщиной разговариваете…
— С женщиной, — плохо веря в свое сомнение, но все сомневающимся тоном говорит муж, — разве женщина может побежать в восемь часов утра на кухню и приказать Даше, чтобы она принесла мне кофе не в столовую, а в кабинет…
— Женщина все может. — афористически замечает жена. — Она может также плюнуть на негодяя и уйти совсем…
— Пусть она сделает, и негодяй будет очень доволен. Скатертью дорога. Двумя скатертями.
— Договорился! — зловеще резюмирует жена. — Ну, что же… — И сразу начинает плакать. — Боже мой! — с тихим хрустом поламывает она руки. — И это после всех слов… Жену, как бесполезную старую кошку, выгонять из родного дома…