Казалось, он вошел в некий транс, где перед глазами танцевали руки женщины, а в ушах звучал её мягкий голос. А очнулся от всего этого только к утру, когда полковника рядом с ним уже не оказалось, а врачи снимали с себя испачканную кровью верхнюю одежду. Потом он встал, чтобы уйти в свою очередь и тут увидел, что женщина прилегла на топчан, стоявший у стены, и устало прикрыла глаза. Дешам укрывал её чем-то из одежды.

– Домой, де Фиенн, и распорядитесь, чтобы в лазарет поставили новые одеяла, - велел маркиз.

Ближе к обеду он вернулся, чтобы узнать о состоянии больных и вот тут напоролся на тот самый неприязненный взгляд, который баронесса сразу же отвела. Все это порядком уже надоело – загадки, недосказанности… и он не выспался толком! И, наверное, поэтому спросил, как-то вдруг оказавшись рядом:

– Чем вы недовольны, мадам? Я отчетливо вижу в вашем взгляде недовольство - лично мною.

– Один из них умер, - помолчав, открыто взглянула она ему в глаза: - В этом есть и ваша вина – львиная её доля.

– И в чем же она заключается? – раздалось из-за спины маркиза. Но ни он, ни баронесса на полковника не оглянулись.

– Ничего не сделано, чтобы предотвратить! – будто яд, выплевывала женщина слова, - в этом вся суть отношения к расходному материалу, «пушечному мясу», которым являются простые солдаты. Только больной на голову командир рисует мишени на груди подчиненных! Только ненормальный… - задохнулась она эмоциями, - погонит полки в наступление сомкнутым строем по заранее пристрелянной местности. На убой!

– Поведет их за собой, мадам, - сухо заметил маркиз.

– Мало чести – гибнуть в том числе… и во главе! Цель должна быть иной – победа малой кровью. Может быть хитростью, обходным манёвром, сохранив по возможности доверенные вам жизни, - доказывала она.

– Я уловил основное в ваших рассуждениях: для вас главное – цена победы, а не сама победа. Хорошо, мадам. Но как створятся эти ваши претензии со вчерашним происшествием? – начал закипать маркиз.

– Напрямую створятся, – отрезала женщина и он нечаянно залюбовался горевшими негодованием глазами.

– А чего вы ожидали? – продолжала она, - из Безансона убыл один хлыщ…

– Мадам! – последовал резкий окрик Дешама.

– Не мешайте! – мотнул головой маркиз.

– … и прибыл второй такой же – вот что думает население. Ничего не изменилось – те же балы и увеселения!

– Все изменилось! – так же жестко отрезал маркиз, - уже выделены деньги на ремонт ратуши – это будет видным и явным показателем…

– Бред же! – почти со стоном перебила его баронесса: - Когда это будет? Вы должны были сразу же сделать заявление о намерениях, порицая методы прежнего руководства. И указать меры, которые собираетесь предпринять для исправления им содеянного! Нужен манифест! Или устная речь, выступление перед народом. Обещание, которое вы собираетесь выполнить! Они должны знать, что вы – не он. А они не знают! И вот! – дернулась она и что-то заклокотало в груди… рыдание?

Женщина резко отвернулась, пряча слезы. И вдруг, бросив короткий взгляд на полковника – отчаянный, больной, зажала рукой рот и бросилась куда-то внутрь лазарета. Послышались мучительные звуки рвоты… и маркиз выдохнул. Услышал судорожный вздох полковника за спиной и голос Дешама:

– Прошу прощения… мы не смогли помочь и один из драгун скончался сегодня утром. Женские нервы, бессонная ночь, а еще мадам голодна. В связи со всем этим… согласитесь – трудно мыслить здраво. Но я уже послал за едой...

– Да нет, доктор, некоторые из мыслей мадам здравы, даже если они… нервны. Работайте. Сейчас доставят еду из дворца – на всех, - развернулся Де Роган и пошел на выход. За ним – полковник.

Вскоре мужчины сидели в дворцовом кабинете и маркиз пачкал чернилами бумаги, составляя для населения провинции Франш-Конте манифест о намерениях. Советовались, подбирали фразы… обсуждали словесные обороты. Когда было готово, адъютант умчался с готовым текстом в церковную типографию. А мужчины перешли в кресла и задумались. Первым заговорил маркиз:

– Я затрудняюсь, Алекс… Вы должны знать её лучше. Что можете сказать?

– Мало. Она раздражает… заставляет нервничать одним своим присутствием. Но это моё восприятие - вина… Вместе с тем она признана Дешамом, как хирург, добра к солдатам, и они любят её… не просит ничего для себя и обожает кофе.

– Кофе…? – растерялся маркиз, - вы ухаживали за ней с кофе?

– Приглашал их с доктором для разговора… я не оказывал баронессе знаков внимания сверх необходимого, - отрезал полковник.