Холмы, укрытые пышным зеленым ковром, мерцали под лучами нового света, и каждая травинка нежилась в рассветном сияние. Это мягкое свечение, успокаивающее, сродни материнской колыбельной, согревало землю своей нежной лаской. Едва заметное прикосновение Ирмарила вдохнуло жизнь в долину, озарив ее сиянием, от которого холмы казались сложенными из бесчисленных изумрудных драгоценных камней.

Среди зелени, щедро разбросанной мазками кисти природы, поднимали к небу свои очи полевые цветы, греясь в солнечных поцелуях. Роса, прежде украшавшая их всю ночь, сверкала маленькими кристаллами. Она, будто игривый ребенок, выхватывала солнечный свет и преломляла его в хороводе ярких оттенков. Маки, лютики и акониты мягко колыхались на утреннем ветерке, а их яркие краски искрами пылали на фоне зелени. Похожие на драгоценные камни, беспорядочно разбросанные таинственной волшебницей, и каждый из них пел свою песнь о мимолетной красоте природы.

И чем выше рассветное солнце поднималось по небосводу, заливая мир своим лучезарным сиянием, изумрудные холмы словно оживали. Полевые цветы все пылче танцевали в такт крепнущему ветру, отрадно приветствуя утреннее солнце. Капли росы засверкали в лучах солнца, озаряя холмы уже не искрами, а небольшими пожарами сияний.

— Красиво?

Он провел ладонью по траве, поймал на ветру листочек березы, вдохнул его аромат и слегка зажмурился.

— Красиво — это просто слово, — ответил он. — А все, что я вижу… это то, где красота рождается.

Старик, сидевший рядом с ним, перебирающий узловатыми пальцами струны Ронг’Жа, первого своего рода, присвистнул и от его свиста по холмам и долинам пронесся особо ретивый бриз.

— Никогда бы не подумал, что в доспехах Черного Генерала прячется поэт.

Он посмотрел на Борея, пришедшего к нему держать слово, а затем отвернулся и обратил взор на рассвет.

Он промолчал. Не стал ни спорить, ни убеждать в чем-то своего дядюшку. Какой в этом смысл. Время слов прошло. Наступало время крови.

— Зачем, генерал, к чему все эти разрушения, вся эта боль и гнев, разве не лучше просто сидеть и наслаждаться рассветом?

— Рассветом… — повторил генерал и снова прикрыл глаза, наслаждаясь робким теплом застенчивого утра. — Ты знаешь, старик, когда-то давно, когда я стоял посреди мертвой земли, а мои сухие ветви изнывали под зноем, я видел сны.

— И о чем были эти сны

— Не знаю, — так и не открыв глаз ответил он. — но хочу узнать.

— И ты думаешь, что тебе откроется истина, если ты уничтожишь этот мир?

— Не знаю, — повторил генерал. — но, если подумать, то когда твоя явь — это сон, то может быть сны, что ты видишь — стоны яви, зовущей тебя на помощь?

Борей засмеялся и от его смеха на западе вспенились темные тучи, и веселая летняя гроза засверкала подмигивающими вспышками молний.

— Я говорю со своим племянником, прославленным воином, запечатавшим Врата Грани или с мудрецом Ляо Фенем?!

Они замолчали на какое-то время, а Ирмарил продолжал свой путь по небосводу, одаривая светом все новые и новые дали.

— Ты думаешь, что та явь, что таится за этим сном, окажется лучше?

— Не знаю, — в третий раз повторил Черный Генерал. — Но…

— Но иногда, — перебил Борей. — Сладкая ложь лучше горькой правды, племянник.

Он посмотрел на старика, а затем повернулся обратно.

— Ты никогда не хотел узнать, что там, — кивнул он в сторону горизонта. — за границей всего сущего? Под покровом всех этих иллюзий.

— То, что ты называешь иллюзией, для бесчисленных душ, которые ты собираешься погубить, и есть реальность.

— Такая же, как для куклы — её сцена, на потеху гогочущим зрителям.

Борей вздохнул и качнулись верхушки лесов, и задрожали ледяные шапки гор.

— Я не могу поддержать тебя, племянник. Только не в войне против всего мира.

— Даже после того, как я рассказал тебе что видел за Вратами?

— Даже после этого, — подтвердил Борей.

— Ты не веришь моим словам?

— Я верю в то, что Черный Генерал честный и доблестный воин и он бы не стал осквернять свое имя словами лжи и неправды.

— Тогда почему?

Борей направил взор лазурных глаз, внутри которых таилось целое небо, в ту же сторону, что и генерал.

— Потому что, генерал, я боюсь, что ты можешь оказаться прав, — тихо прошептал Борей. — и тогда, если то, что ты увидел за Вратами истинно, ты мы уже сидели так с тобой и будем сидеть снова и мне уже было страшно и снова станет страшно, а значит, что мой удел быть трусом. Из раза в раз. Из раза в раз…

— Тогда встань вместе со мной и…

— Не проси, — перебил Борей и снова тронул струны. — во всяком случае — не об этом.