Каковы же были непосредственные итоги почти 10-летнего периода военных действий на территории Англии?

Нарративные источники практически не дают ответа на этот вопрос; для средневековых писателей любовь к цифрам была несвойственна, да и те ради «красного словца» непомерно завышались. Вот почему приходится здесь полагаться всецело на современные исследования, проведенные на основе «Книги Страшного Суда» и других документов.

Эти исследования показывают, что количественные потери среди англосаксов наиболее чувствительно ударили по классу феодалов (тэнов), практически переставшему существовать. При общей численности населения Англии в 1,1 млн. чел. около 4 тыс. тэнов погибло в боях, особенно в 1066 и 1069 гг., до 30 тыс. оказались в эмиграции в Шотландии, Скандинавии, даже на Руси и в Византии. Те же, что остались, оказались на периферии новой социальной иерархии, худо-бедно участвуя в местном самоуправлении, но потеряв всякое влияние на государственные дела [492] . Статус землевладельцев был ими также, по большому счету, утерян, как по причине гибели или эмиграции многих тэнов, так и благодаря конфискациям. Согласно «Книге Страшного Суда», в 1086 г. англосаксонским землевладельцам принадлежала всего 1/12 всех земель Англии [493] .

Наконец, был еще такой путь вытеснения остатков бывшей англосаксонской элиты, как смешанные браки — явление, чрезвычайно распространенное уже в первое десятилетие после нормандского завоевания. Нормандская иммиграция по понятным причинам была почти полностью мужской (воины, моряки, колонисты, духовенство). Браки с англичанками стали практиковаться на самых разных социальных уровнях, исключая разве что крестьянские массы, остававшиеся этнически однородными, англосаксонскими [494] . На уровне знати эта тенденция означала, во-первых, процесс формирования новой, смешанной элиты, а, во-вторых, юридически завершенный переход земель в руки нормандцев, поскольку франконормандскому обществу были чужды северные (в том числе англосаксонские) традиции предоставления женщинам известных прав в сфере распоряжения собственностью, наследством, и т. п. [495]

Что же касается потерь народа, то наибольший урон понесло население англосаксонских бургов, издавна специализировавшееся на выполнении военных функций (поставка кадров для пешего ополчения и флота, строительство кораблей, и т. д.), а также мятежная Нортумбрия. Население бургов потеряло в ходе боевых действий 8–10 тыс. чел.; кроме того, городские кварталы нередко разрушались нормандцами — либо целенаправленно, для постройки замков, либо случайно, как при пожаре 1069 г., уничтожившем Йорк [496] .

Сами нормандцы в городах селились первое время в отдельных гетто близ нововозведенных замков, а феодалы вообще предпочитали сельскую местность — все из боязни мести со стороны англосаксов. Это, по мнению Рассела, привело к упадку англосаксонского «бургового урбанизма» и обусловило в дальнейшем отставание английских городов в развитии от континентальных, их «деревенскость» [497] . География же потерь городского населения зависела от интенсивности ведения военных действий в том или ином районе. Крестьянство же, в целом, страдало от войны, по-видимому, также в местах наиболее массового сопротивления нормандцам (Нортумбрия, Юго-Запад, Чешир, Стаффорд).

В целом, количественные потери англосаксов были восполнены иммиграцией с континента — нормандской, бретонской, и др. — возросшей с 1066 по 1087 гг. втрое и достигшей 200 тыс. чел. Таким образом, принципиальными были не столько количественные потери, сколько качественные социальные изменения — вытеснение прежней англосаксонской элиты и формирование новой, англо-нормандской [498] .

Показательна в этом отношении языковая ситуация, сложившаяся после нормандского завоевания. Около 1070 г. начинается вытеснение древнеанглийского языка в делопроизводстве и литературе, правда, не только французским, как можно было бы ожидать, но и латынью, международным языком Средневековья. Что же до французского, языка завоевателей, то уже следующее поколение, выросшее в самой Англии после завоевания, не всегда и пользовалось им: потомки от смешанных англонормандских браков зачастую предпочитали английский язык, на котором говорили их матери и няни. Яркий пример — Ордерик Виталий, который, проведя детство в Англии, вообще до поры не знал французского языка [499] . Впрочем, массы простого народа, крестьян, почти не испытали на себе процессов англо-нормандского языкового и культурного синтеза, сохраняя язык, обычаи и уклад жизни своих предков. Тенденции синтеза хорошо прослеживаются лишь на уровне знати, элиты и в наибольшей мере приближенных к ней слоев общества. Тем не менее, эти процессы пошли, приведя через несколько десятилетий к таким существенным результатам, что их освещение могло бы стать предметом отдельной работы. Отметим лишь, что одним из этих результатов стало формирование нижнего и среднего слоя англо-нормандской знати, считавших своей подлинной родиной Англию (невзирая на изначально нормандские этнические корни) и жившей преимущественно английскими интересами, в отличие от крупной баронской аристократии, имевшей владения и на континенте и потому рассматривавшей свои английские имения лишь как источник доходов и резервов для континентальных дел. Малоимущие участники нормандского завоевания — простые рыцари, колонисты, и т. п. — по-видимому, легче и охотнее воспринимали Англию в качестве новой родины, поскольку завоевание подняло этих людей «из грязи в князи». Соответственно, этот многочисленный слой был куда более склонен к смешанным бракам, нежели нормандская феодальная верхушка, более замкнутая и предпочитавшая внутренние брачные союзы [500] .

Все эти глубинные процессы привели к тому, что во внутриполитических конфликтах, нередких в истории Англии конца XI–XIII вв., эти две группы знати — нормандская аристократия и англо-нормандское рыцарство — выступали друг против друга [501] , причем последнее часто служило опорой королевской власти и как бы носителем нового английского «государственнического» патриотизма, консолидирующего формирующуюся английскую народность.

Глава IV.

Датское и Нормандское завоевания Англии: cравнительный анализ

И датское, и нормандское завоевания Англии одинаково являлись длительными военно-политическими акциями, не только повлекшими за собой значительные жертвы и разрушения, но и повернувшими Англию на оригинальный путь исторического развития, в том и другом случае отличный от того, каким она могла бы идти, не случись этих событий. В обоих случаях в жизни англосаксонского общества произошли социокультурные сдвиги, а в политическом отношении Англия оказалась включенной в состав полиэтничных раннесредневековых держав — Империи Кнута Великого и англо-нормандской державы Вильгельма Завоевателя, позднее трансформировавшейся в так называемую Анжуйскую Империю. Вместе с тем, рассмотренные в предыдущих главах реалии и тенденции, присущие данным историческим событиям, позволяют заметить кардинальные различия в тех путях и методах, которыми осуществлялись два завоевания, потрясшие Англию на протяжении одного столетия, их разный исторический, так сказать, подтекст.