– А ну руки вверх! Ну и чего я там не видел? – обернулся Владимир к Амалии. Священники воздели руки в небеса. С той поры требование «руки вверх!» стало применяться не только как упражнение из утренней гимнастики.

– Смотьри внимательно. А ви все ближье подойдите… Смотьри, княже на их… – чуть было не захохотала Амали, но вовремя сдержавшись, указала рукой на промежности священников.

– Ие-х, кто ж вас так обкромсал? – брезгливо сощурился Владимир, всмотревшись туда, куда указала Амалия.

– Брадобреи, княже, брадобреи… – закивали разом мусульманин и иудей.

– А тебя почему не тронули? – ткнув пальцем в… (как бы это поскромнее объяснить) в сторону промежности посланника православия, озадачился Владимир. Затем, присмотревшись повнимательней к попу, он недоуменно хмыкнул. Поп явно был навеселе или ему так показалось?

– У правильного человека и Бог, верно, тоже правильный! Цело всё у него, – произнёс князь, пристально глядя в осоловелые глаза священника.

– Прав ты, княже, ой как прав! – весело хлопнул в ладоши поп и чуть было не пустился в пляс. Вот зачем, зачем этим-то, чудакам, зачем так мучить свою плоть? – удивился поп… – Нам-то это совсем ни к чему. А их брадобреи… да ещё топорами и ножами кромсают.

– Брадобреи… меня, князя? Да я им сам головы сбрею с плеч… – возмутился Владимир.

– Володья, смотьри голова… жульика Ромы… – тихо прошептала на ухо Владимиру Амалия.

– А ну шапку долой! – приказал Владимир католику. – Это ящо че? – изумился князь, увидев тонзуру на голове католика.

– Спросьи… – нежно улыбнулась князю Амалия.

– Слышь, жулик, че эт у тебя на башке? – Владимир ткнул пальцем в тонзуру на голове католика и по привычке своего озорства метко плюнул в бритый круг на его голове. С той поры тонзура всем славянам чудилась плевательницей. Ни один славянин почему-то не может удержаться от плевка при её виде.

– Целибат, великий конунг… – развел руками католик, не смущаясь манерами князя.

– Че эт такое? – пригнувшись и прищурившись в сторону католика, спросил Владимир. – Объясни попроще.

– Обет целомудрия, – затоптался на месте то ли от холода, то ли от страха католик.

– А че эта? – приподняв со своей груди Амалию и заглянув ей в глаза, спросил Владимир.

– Онь в этьим лучше понимаит… – промурлыкала Амалия, ещё крепче прижимаясь к Владимиру.

– Говори, да только правду, – грозно зыркнул очами на католика Владимир. (Где он этому научился… ну, этой… политике?)

– Обет – это… – чуя неладное и глядя исподлобья на князя, ответил католик.

– Чё? – Владимир терпеть не мог мудреных слов.

– Зарок это, княже… – откуда-то сбоку подсказал Игоша.

– А-а, а в чём затея? – посмотрел по сторонам Владимир в поисках более толкового объяснения.

– Богу служить целомудрием души и тела… – склонился в поклоне католик, не понимая, почему до Владимира не доходит суть таких простых вещей.

– Не-е, я чёт не понял. Это шо – без девок и медовухи? То бишь ни радости, ни веселья? – удивился князь, нахмурив брови.

– Да, о великий конунг, умерщвление плоти – долг каждого доброго христианина…

– Слышь… Запомни: на Руси веселье – еда и питиё! Вали отсюда! – с раздражением приказал князь, не ожидавший таких поучений.

– Великий конунг, в смирении, в умеренности есть для каждого христианина самое высокое наслаждение… – пятясь от недовольного князя, пробормотал католик.

– Хорошо-хорошо… Кто бы спорил? – согласился Владимир. – Эй, Добрыня, пинками его до края нашей земли. Хлеба, еды какой не давать! У него и так вполне хватает и смирения, и умеренности. Зачем его ещё поклажей обременять? Да ещё за наш счёт…

Два дружинника, позевывая от непонятного им церемониала, взяли католика под руки и повели его в город, где как раз собирались обозы в Галич.

– А с этими шо делати? – обратился Добрыня к Владимиру, указывая рукой на остальных посланников.

– Накормить, в баньку с девками-половчанками и хохлушками, да и в путь… – Владимир хлопнул в ладони в знак завершения встречи с посланниками и поднялся, чтобы размять ноги и спину.

– Володьия, так чтьо тьи решил? – искоса поглядывая на православного грека, спросила Амалия.

– Как насчёт веселья? – повернулся князь к православному весельчаку.

– Попробуй, ик… – меланхолично икая, ответил православный священник и, вытащив откуда-то сбоку глиняную бутыль, протянул её Владимиру.

– Возьими, Володьия, – протянула Амалия князю глубокое блюдце, невесть откуда взявшееся в её руках.

Владимир принял бутылку, внимательно осмотрел её со всех сторон и одним движением выдернув деревянную пробку, налил в блюдце пахучую жидкость. Затем, зажав бутылку между колен, протянул блюдце Амалии: – Ну-ка, попробуй сама…