Шрифт:
– Вы почему не едите? – заморгала Фея, указывая на эскарго специальными щипчиками, которые нашлись в её обиходе.
– Спасибо, – он скрыл пренебрежительное отношение к данному блюду.
Нравятся феям экзотические блюда, прекрасно, незачем портить аппетит своим взглядом на то, что можно есть, а что не стоит, тем более Фея заметно повеселела с того момента, как начался их «пикник». Любо-дорого смотреть, как улыбается.
Она улыбалась, показывая ряд белоснежных зубов, Леониду становилось радостно, а ведь казалось, что день – откровенное дерьмо. На работе вымотался, экстренная операция с утра, из-за которой пришлось перенести плановую, и её тоже сделать. Потом Мара – надежда Лёки пристроить братца в надёжные руки, ненужная прогулка по сутолоке города в неинтересной компании. Естественно, бывали дни и похуже, но попытка семьи вмешаться в его личную жизнь бесила, конфликтовать же не хотелось.
И вдруг такой сюрприз – свидание на лестничной площадке с феей, живущей по соседству. Нечто совершенно неожиданное для Леонида, который считался тем ещё консерватором. Обычное его свидание включало в себя развлекательную часть, как правило, театр, в котором он не смыслил ровным счётом ничего, особенно в современных постановках, ресторан с хорошей европейской кухней и после секс, как правило, такой же консервативный, может быть, даже скучный.
Во всяком случае, ему не приходило в голову снимать тематический номер в отеле для взрослых. Он с трудом представлял рядом с собой женщину, с радостью повисшую на распорках в ожидании истязания, а уж себя на месте этой дамы не мог вообразить тем более. Зато отлично помнил последствия всякого рода девиаций, в студенчестве насмотрелся в приёмном покое, например, колбасу он много лет после практики покупал исключительно в нарезке, а тонкие металлические предметы вызывали у него нервный смешок.
Так что, да, Леонид Борисович Один был консерватором, предпочитающим для свидания проверенные точки питания, без экзотических блюд, секс на собственной кровати, без потенциально калечащих практик.
И вот, пожалуйста, сидел на лестничной клетке, глотал брют, любовался феей по имени Фея, мысли же убегали в такие дали, что до лав-отеля рукой подать.
– Мне правда неловко, что ем только я, – взмахнула ресницами Фея.
– Почему же, я тоже ем, – Леонид потянулся к брускетте с лососем, краем сознания отметив, что корочка у той жёсткая, потому придётся есть руками, впрочем, учитывая, что Фея расправлялась с несчастными улитками, игнорируя правила этикета, невелика печаль.
– Расскажите о себе, – произнёс он, через минуту, которую потратил на брускетту, вкусную, к слову.
– Ничего интересного, – пожала плечами Фея.
– У вас интересное имя, Дорофея. Родители как-нибудь объясняли свой выбор?
– Ага, они большие поклонники русской словесности, – не моргнув глазом ответила Фея.
– Вы знаете, что ваше имя буквально переводится, как «дар божий»? – с улыбкой спросил Леонид.
– Читала, только я так себе подарок, – игриво пожала плечами Фея, облизнув кончиком языка губы.
– Все люди не подарки, – ответил Леонид.
Он-то точно не подарок, иначе, словами Лёки, его бы непременно прибрала к рукам приличная девушка, видимо, не нужен он приличным, как и неприличным тоже. Хорошо хоть феи соглашаются составить компанию, вкусить эскарго, выпить брют.
– Простите за личный вопрос, – решил, что ходить вокруг и около хорошо в пионерском возрасте, ему же собственную дочь в подруги сердца приписывают. – Вы замужем?
– Уже нет, – благодушно пропела Фея, сдобрив ответ сияющей улыбкой. – Развод – лучшее, что случилось в моей жизни, – с некоторым вызовом, но вполне искренне продолжила она. – А вы женаты? – тут же прилетел вопрос в Леонида.
– Нет, и не был, – честно ответил он. – Не могу сказать, что это лучшее, что случилось в моей жизни, – заключил он с улыбкой.
– Вы хотите жениться? – округлила глаза Фея.
– Скажем так, я не имею таких планов, но и ничего против тоже не имею. Рourquoi pas? – произнёс на французском расхожее выражение, которое прилипло к нему в пору юности, будучи модным.
В общем-то, он не был уверен ни в верности произношения, ни в переводе. Немецкий, как и английский, он знал почти в совершенстве, с французским не сложилось.
– Что-что? – растерянно переспросила Фея, заметно нахмурившись, словно в последней улитке попалась откровенная кислятина, вроде красной морошки.
– Почему бы и нет? – с улыбкой пояснил Леонид.
– Понятно, – Фея отвела взгляд, вздохнула своим мыслям. – Вы знаете французский?
– Немецкий знаю, жил в Европе, – Леонид посмотрел на Фею. – Я расстроил вас?
– Тем, что жили в Европе? – засмеялась соседка. – Нисколько! Только если в Дании вы не убивали дельфинов, – пожала она плечами.
– Клянусь, я даже не был на Фарерских островах, – как можно серьёзней ответил Леонид, скользя взглядом по изящной шее, вдоль длинной серёжки-цепочки с крошечной капелькой на мочке и такой же в самом низу.
Серьга покачивалась в такт туфле, которая ритмично слетала с пятки и возвращалась обратно, слетала и возвращалась, слетала и возвращалась. Внутрь, наружу, внутрь, наружу…
О чём они говорили?.. О дельфинах, да, о дельфинах, немецком языке и Европе, да, о ней самой, старой доброй Европе, где он ни разу не встречал подобных фей. И нигде не встречал, никогда. С такими изгибами тела, что сами просились в руки, с губами, манящими, как самый сильный магнит, взглядом, в котором раствориться бы навсегда.