– Мишке шесть лет, по правилам можно бустер, – отрезал Родя.

– Но он же низенький, – пояснила я.

– Не морочь мне голову, – тихо проговорил муженёк, увидев, как Миша оторвался от компании друзей и направился к автомобилю. – Нам ехать меньше ста километров, почти все его ровесники ездят в бустерах, ни с кем ничего не происходит. К тому же это… – он назвал марку своего автомобиля, считающейся одной из самых безопасных в мире. – Садись, если едешь.

– Ладно, – согласилась я.

Решение, за которое я себя сожрала не одну сотню раз, то, что невозможно изменить, как бы ни хотелось, ни мечталось до выдранных в отчаянии волос.

В машине Миша, уставший от утренней дороги, матча, впечатлений и эмоций мгновенно уснул, мы же с Родей продолжили ругаться, вернее, продолжил он, я бы предпочла доехать домой молча.

Ничего нового мне не сообщили. Да, я прилипала, пью соки не только из него, несчастного, но и со всей семьи. Хорошо пристроилась, дрянь детдомовская. Его предупреждали, говорили, что такие как я не приспособлены к жизни в приличном обществе, что никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не станут людьми, попросту не могут.

Господи, о чём вообще говорить с дочерью наследственной алкоголички и залётного молодчика, наверняка из мест лишения свободы, как раз рядом с моим родным городком парочка «химий» расположились, куда, как известно, не лучшие представители человечества попадают. Сама я не лучше, как ещё Миша с ФАС* не родился.

Каждый раз на этих словах мне хотелось прибить бывшего, с особой жестокостью раскатать под колёсами товарняка, не меньше.

Алкоголизм? Я употребляла алкоголь не больше, чем все, иногда бокал вина, иногда два, точно меньше, чем его маман или благородных кровей Виталина, которая на фуршете могла заглотить пять-шесть фужеров шампанского, потом догнаться виски из закромов дедули-адмирала.

Сейчас, оглядываясь назад, не могу понять, почему терпела всё происходящее, но тогда, находясь в бесконечном давлении, постоянно слыша уничижительные эпитеты, я никак не реагировала на них. Привычка быть нелюбимой впиталась в меня с молоком матери, закрепилась в семье тётки, окончательно утрамбовалась в подсознание в детском доме.

Всё, сказанное Родей, отскакивало от меня, как от стенки горох, я пререкалась, чтобы пререкаться, говорила ради слов, спорила, только чтобы последнее слово осталось за мной, что неимоверно бесило Родиона и всю его семейку.

По их глубокому убеждению, я должна была, распластавшись на пузе, покорно внимать и соглашаться, а я, гадина такая, не собиралась раболепно слушать бред, что выливали на меня, особенно в последний год совместной жизни с Родей.

Машина почти повернула на дорогу, ведущую в наш посёлок, когда у Роди зазвонил телефон, выведя на громкую связь. Дисплей услужливо высветил имя звонившего: «Котёночек». Котёночку Виталине не терпелось упасть в объятья котика Родиончика.

Родя быстро перевёл звонок на телефон, начал копаться в карманах в поиске аппарата, одновременно поворачивая руль. Следующее, что помню – оглушительный звук удара, похожий на взрыв, шипение подушек безопасности, и в то же мгновение меня накрыла гулко-звенящая тишина.

Следующее воспоминание – лицо спасателя, который вытащил меня из покорёженного автомобиля, и мгновенное, как вспышка молнии, понимание, что я не знаю, где Миша. Где мой сын, мой мальчик, что с ним?!

– Девушка, девушка! – кричал кто-то вслед, когда я неслась к проблесковым маячкам карет скорой помощи в поисках Миши.

Периферическим зрением видела стоявшего в стороне Родиона, который разговаривал по телефону, отстранённо наблюдая за происходящим, будто не с его сыном произошло несчастье, не над ним, пока я неслась так быстро, как только могла, колдовали фельдшера.

– Мама? – глянув на меня, спросила хмурая врач.

– Да! – выпалила я. – Что с Мишей? Что с моим сыном?

– Татьяна, посмотри, что там, – обернулась та к напарнице, показывая на меня рукой.

Мельком я глянула на свой белоснежный плащ, увидела, что ткань в красных пятнах, только тогда почувствовала, что от носа по губам и подбородку идёт кровь.

Позже я узнала, что основной удар пришёлся на заднюю правую дверь, основным пострадавшим стал Миша, и мне следует благодарить бога, что шейный отдел позвоночника, как это часто бывает в подобных случаях, не пострадал.

Предаваясь воспоминаниям, я распалялась сильнее и сильнее, контролировать собственные всхлипы, которые того и гляди перерастут в вой, становилось сложно.

Распахнула дверь, выбралась на лестничную площадку, уселась в одно из кресел, начала считать до ста и обратно, чтобы успокоиться, счёт до десяти меня бы не привёл в чувство. Плачь, не плачь – жить надо, Мишу растить нужно, и необходимо, чтобы он рос в здоровой обстановке, не видя моих слёз.

– Фея? – услышала я знакомый голос над своей головой примерно через полчаса после того, как успокоилась, пришла в себя, начала строить планы на будущее.