Пользуясь моим замешательством, Лёва осмотрел меня. Бесстрастно прощупал лимфатические узлы, заглянул в рот, бесцеремонно попросил поднять футболку, послушал через стетоскоп, смотря на мои открывшиеся без бюстгальтера прелести совершенно равнодушным взглядом. Просто сюр какой-то…

– Кстати, это передал тебе Миша, – сказал Лёва, прикрывая мою грудь, и протянул листочек.

Автоматически я взяла его, развернула, увидела криво нарисованную картинку с изображением женщины на высоких каблуках – кривоватые палочки внизу ног были, скорей всего каблуками, – и мальчика на двух больших колёсах – в инвалидном кресле. С надписью без ошибок: «мама выздоравливай» – заслуга Ники, я была в этом уверена. Невольно я всхлипнула, прижимая листок с неказистым рисунком, понюхала, словно могла почувствовать запах Миши, и снова всхлипнула, готовая разреветься, как накануне.

– Не надо плакать, – произнёс Лёва, садясь на кровать рядом со мной. – Миша славный парень, он передаёт тебе привет, на выходных привезу его.

– Разве можно?

– Думаю, мне разрешат, – улыбнулся уголками губ Лёва.

– Ты врач, не художник? – спросила я, чтобы отвлечься от желания рыдать в голос и винить себя во всех грехах мира по отношению к сыну.

Ещё стало интересно, какой именно врач, что лечит, почему сказал, что художник. Всё интересно, что касается Лёвы, пусть это глупо, глупее, чем история с Родей. У Роди на момент нашего знакомства не было девушки, а у Лёвы есть. Родя хоть и походил на принца или хотя бы его неказистого коня, не был врачом, а врач – это почти как бог… особенно такой, как Лёва.

Понятия не имела, какой он врач на самом деле, но в белом халате, из-под которого выглядывала серая ткань под цвет глаз, он выглядел по-настоящему божественно.

– Как видишь, врач, – спокойно ответил он. – Рисую я хуже Миши, поверь мне на слово.

– А те картины? На стене, в кухне?

– Лёка повесила, – сказал он небрежно, будто эта Лёка только и делала, что украшала его дом произведениями искусства. – Я даже не знаю, чьи это репродукции, – усмехнулся он. – Кстати, по поводу Лёки, я подумал, ты захочешь с ней познакомиться. Сегодня я дежурю в этой терапии, она готова посидеть с Мишей, взять его к себе домой. Поверь, ты можешь смело доверить ей ребёнка, но уверен, сначала ты захочешь поговорить… Да?

– Хорошо, – я растерянно заморгала, в это же время Лёва глянул на телефон, поднёс к уху. – Пятая палата, заходи, я здесь.

– Вот и Лёка! – провозгласил он, когда в дверях появилась… другая подружка Лёвы?

Не зря говорят, что врачи бабники! Сколько же у него подруг? Эта, кстати, мне понравилась намного больше. Почти ровесница с Лёвой, невысокая, чуть-чуть полноватая и такая… уютная.

Такую бы маму или старшую сестру, чтобы прийти в любой момент, знать, что всегда вкусно накормят, чем-нибудь по-настоящему домашним, голубцами, например, и обязательно выслушают.

– Знакомьтесь, Лёка, Фея, Фея, Лёка, – проговорил Лёва.

Или не Лёва? Если сосед был врачом, а не художником, то мог быть не Лёвой, а Самуилом, например.

– А как тебя зовут? – спешно шепнула я, поймав краем глаза удивлённый взгляд зашедшей Лёки.

– Для тебя Лёва, – ответил он, подмигивая. – Девочки, вы тут сами, хорошо? Мне звонок нужно сделать, срочный… Лиат, здравствуй, дорогая, – проговорил Лёва в трубку, выходя из палаты.

Я снова поймала удивлённый, нет, ошарашенный взгляд Лёки. Что ж, мне предстоял разговор со старшей любовницей моего соседа, с которым я мечтала переспать, а лучше выйти за него замуж. Эта любовница, между делом, вызвалась присмотреть за Мишей, пока Лёва дежурит и звонит какой-то Лиат – не факт, что той, другой любовнице, молоденькой…

Господи, как скучно я раньше жила!

Сон не шёл. Леонид понимал, есть возможность – надо спать. Плевать, что диван в комнате дежурного врача скрипит, как потёртое седло, а в спину впивались пружины, словно шпаги мушкетёров, это тебе не Германия, это отечественное здравоохранение. Оптимизированное и беспощадное.

Спать, пока есть время! Утром к станку, вернее, к столу.

В три ночи поднял ребёнка из приёмного покоя. Восемнадцатилетняя девушка с жалобами на дискомфорт и вздутие внизу живота, нарушение мочеиспускания, слабость и озноб. По факту совершеннолетняя, по сути – инфантильное дитя, неизвестно по какой причине оказавшееся в больнице без матери.

Хирурги открестились, оставалось отправить восвояси или принимать, чтобы утром отправить в гинекологию. Первое предпочтительней, но глядя на растерянно моргающее создание Леонид понимал, что никуда девочка не пойдёт, найдёт тысячи причин, наглотается чудо-фуфломицинов по совету старших товарищей и убойной дозы антибиотиков, какие впарят в ближайшей аптеке. Через пару лет хватится, понесётся марш-броском по врачам, а те радостно загоняют по кругу коммерческой медицины, выкачав деньги, нервы и остатки женского здоровья.

Марго Карловна спасибо не скажет, переводы из отделения в отделение – лишний кол в заднице от начальства, только Один – хирург, аднексит от колита отличить не в состоянии. Понять и простить! Тем более, бабка с внутрибольничной пневмонией и деменцией не преподнесла никаких сюрпризов благодаря исключительно Одину, никак иначе.

Предупредил постовую сестру, что будет в пятой палате, та кивнула, моргнув полусонными глазами, и снова опустила голову на руки, поёрзав на стуле. Свой пост не покидала. Умничка!