– А непокорные деревни, которые ему содействуют, надобно примерно наказать.

– Как насчет убитых прикажете, ваше превосходительство? – спросил Пулло, умывая лицо из походной фляжки.

Граббе оглянулся. Убитых относили на край поляны, где стояли санитарные телеги с ранеными.

– Много? – спросил Граббе.

– Не считали еще, но есть.

– Отправить назад, – велел Граббе.

– Но ведь война, ваше превосходительство, – сказал Лабинцев.

– Обычно мы хороним убитых на месте, а сверху – костер.

– Как – костер? – не понял Граббе.

– Чтобы не нашли, – пожал плечами Пулло.

– А если отправлять, то к обозу еще и конвой надобен. Отсюда, может, и доедут, а после – как?

Убитых и раненых решено было отправить под охраной во Внезапную. Доктор настаивал, что Милютину тоже надо в лазарет, в покой, так как пулей была повреждена кость, но поручик отказывался покинуть отряд.

После окончательного разрушения укрепления отряду был дан отдых.

Вскоре явились старейшины от местных аулов, прося выдать тела убитых.

– А ведь я предупреждал вас, – гневался Граббе.

– Не вняли! Вот и навлекли беду.

Старики молчали, угрюмо поглядывая на сожженное укрепление.

– Надеюсь, хоть теперь образумитесь! – сказал Граббе.

– Иначе ваши аулы ждет та же участь!

Тела были выданы в обмен на обещание не содействовать Ташаву-хаджи и не принимать у себя мюридов Шамиля.

Егеря, рыскавшие в лесу в поисках оставшихся мюридов, никого не нашли, зато притащили убитого шальной пулей оленя. Тушу тут же разделали и развели костер, навалив на него ветви ненавистного держидерева. Нажарив сочных, душистых шашлыков, офицеры устроили пир в честь взятия укрепления. Остальное отдали солдатам, а сверх того им была выдана двойная винная порция.

На следующее утро, когда санитарный обоз изготовился к отбытию, Граббе снова посоветовал Милютину отправиться во Внезапную, в лазарет, не подвергая свое здоровье излишнему риску.

– Позвольте остаться, ваше превосходительство, – настаивал Милютин.

– Одумайтесь, поручик, – ответил Граббе.

– На ваш век походов хватит.

– Я отлично себя чувствую! – уверял Милютин и через силу шевелил пальцами висевшей на перевязи руки.

Однако Граббе беспокоило то, что дальнейший путь был куда более опасен и отправлять транспорты во Внезапную было бы уже невозможно.

– Значит, вы уверяете, что идете на поправку? – спросил Граббе.

– Так точно, ваше превосходительство!

В доказательство своего выздоровления Милютин представил Граббе карту дела при урочище Ахмат-тала с указанием позиций противников, завалов, хода боевых действий и укрепления Ташава-хаджи, каким оно было до взятия. Причем укрепление было изображено и отдельно с показом профиля сооружения.

– Когда же вы это успели? – удивился Граббе, разглядывая подробнейшую карт у.

– Не спалось, ваше превосходительство.

Это был ценный документ, который мог очень пригодиться Граббе при составлении рапорта начальству. Да и сами рапорты с помощью Милютина выходили отменные, не говоря уже о записях в журнале военных действий отряда, ведение которого входило в обязанности Милютина как офицера Генерального штаба.

– Ну что ж, – как бы нехотя согласился Граббе.

– Только обещайте, что не будете понапрасну лезть в пекло.

– Слово офицера, – засиял Милютин.

– И запомните, – наставлял Граббе.

– Излишняя храбрость бывает губительна, если не сопряжена с благоразумием.

– Запомню, ваше превосходительство, – пообещал Милютин.

Написание рапорта на этот раз было поручено Васильчикову, которому помогал советами Милютин. Они устроились в генеральской палатке и приводили в надлежащий вид то, что диктовал Граббе:

– В сем деле с нашей стороны ранены гвардейского Генерального штаба поручик Милютин, Кабардинского полка штабс-капитан Генуш и нижних чинов двадцать два. Контужены: Навагинского полка подполковник Быков и Кабардинского полка подпоручик Китаев и нижних чинов семь. Убито: рядовых четыре и унтер-офицер один, ранено и убито четыре лошади. Потери неприятеля по собранным сведениям весьма значительны, в наших руках остались шесть тел, исколотых штыками, и двое пленных. Сверх того отняты: лафет из-под фальконета (самое орудие горцы успели увезти), оружие и одежда Ташава-хаджи и многих абреков, знамя, подаренное Кази-муллою, при котором собирались всегда мюриды, и некоторое количество продовольственных запасов.

Граббе не хотел открывать Васильчикову тонкости составления подобных рапортов, в которых преуменьшение потерь и приукрашивание побед считалось чуть ли не обязательным делом. А потому генерал заранее изменил реальные потери и обстоятельства, которые были представлены Пулло и Лабинцевым. Двенадцать убитых и тридцать пять раненых – это показалось Граббе досадным недоразумением, учитывая не слишком впечатляющий результат. Тем более что бой у Мескеты никак нельзя было раздуть до масштабов Ватерлоо. Это Граббе решил оставить для более подходящего случая.