Шрифт:
– Я – имам, – ответил Шамиль.
– А хозяев у тебя нет.
Удивленные люди переглядывались, не понимая, что происходит.
– Зачем вы здесь? – обратился Шамиль ко всем, кто его слышал.
– Разве не затем, чтобы бороться за свободу?
– Да, – отвечали горцы.
– Как же вы можете бороться за свободу, имея рабов?
– Так им даже лучше, – сказал старшина аула.
– Раб – и есть раб. Они же только работают, а мы еще и воюем!
– Назовите их свободными, пожмите им руку, как братьям по вере, дайте им оружие, и тогда посмотрим, будут ли они бороться за свободу, – ответил Шамиль.
– Ну, раз ты так хочешь… – неуверенно произнес старшина.
– Я хочу только того, что велит нам всевышний, – ответил Шамиль.
– Разве пророк, да благословит его Аллах и приветствует, не освободил своего чернокожего раба Билала, когда тот пропел призыв на молитву?
– Освободил, – согласился старшина.
– Но этого, – показал он на своего раба, – я купил на базаре за хорошие деньги.
– И я купил! – послышалось из толпы.
– А мой сам пошел в рабы, потому что его семья не могла расплатиться с долгами!
– А если их отпустить, кто вернет нам деньги?
– Всевышний Аллах! – ответил Шамиль.
– Освободившим из рабства мусульманина он вернет столько, сколько не принесут вам тысячи невольников!
Толпа недовольно гудела, люди спорили, но согласия не выходило.
– Эй, мусульмане! – призывал Шамиль.
– Позаботьтесь лучше о своей душе, чем о греховном имуществе. Имея рабов, вы сами становитесь рабами! А молитвы рабов, как сказал наш шейх, не будут услышаны!
Невольники слушали Шамиля, раскрыв рты.
– Лицемерие – страшный грех, – горячо убеждал Шамиль.
– Нельзя быть равными в мечети, а за ее дверями менять свою веру на невольников!
Невольники не могли поверить, что могут стать свободными людьми, а некоторые из них будто и сами этого не хотели, потому что привыкли быть рабами, рабство въелось в них, как проказа, а свобода их пугала.
– Кто мусульманин, тот должен быть свободным человеком, – напоминал Шамиль заблудшим заветы шейха.
– А между мусульманами должно быть равенство.
Вокруг собиралось все больше людей. И даже наибы были удивлены словами Шамиля, потому что у некоторых из них тоже были свои рабы.
– Мусульманин рожден быть свободным, он не должен кого-либо покорять и кому-либо покоряться. Угнетенные должны освободиться, а свободные – отвести от себя рабство! – горячо продолжал Шамиль.
– Для того мы и обнажили наши кинжалы!
– Хорошо, – говорили люди.
– Мы отпустим своих ради Аллаха. Но что делать с русскими?
– С русскими?
– С пленными, которых мы захватили.
– Их тоже отпустить?
– Они же не мусульмане.
– Пусть станут свободными, если примут нашу веру, – объявил Шамиль.
– Или останутся пленными, но не рабами.
– Царь прислал их, чтобы покорить нас, – не соглашались горцы.
– Чтобы нас самих сделать рабами!
– Верно, – ответил Шамиль.
– Их прислал царь. Значит, они пришли сюда не по своей воле,
– Если отпустить, они к своим убегут.
– Пусть бегут, – сказал Шамиль, – и расскажут там, что здесь, в горах, мы боремся за свободу для всех.
– И что тогда будет? – не понимали горцы.
– Один уйдет от нас – десять придут к нам. Или вы думаете, русским приятно быть рабами у своих помещиков? Или чернью у своих генералов? Разве вы не слышали, что многие и так уже переходят на нашу сторону?
– Слышали, – отвечали горцы.
– Только переходят тоже разные.
– Всякие есть.
– Одни свободы хотят, а другие от тюрьмы прячутся. Абреки.
– Много у вас таких? – спросил Шамиль.
– У нас нет, у других есть, – говорили люди.
– Каждый сам ответит за свои грехи, – ответил Шамиль.
– А вы не берите на себя то, что противно нашей вере. Кто хочет быть свободным и готов воевать за свое достоинство, пусть живет среди нас как равный. И когда к нам приходит иудей или христианин, то он должен быть так же свободен, как и мы. Потому что все мы – люди Книги. А в священном Коране сказано: «Их Бог и наш Бог – един».
Шамиль понимал, что одними увещеваниями такие трудные вопросы не решить. Над всем этим нужно было хорошенько подумать, собрав совет почитаемых ученых. Большинство горцев никогда не знало рабства, и спины их гнулись только в мечети или в поле за плугом. Но теперь многое менялось, в Имамат вливались разные люди, разные народы, у которых были свои обычаи, свои представления о свободе и рабстве. А тут еще пленные, перебежчики, бывшие ханские вассалы и даже рабы-добровольцы. Еще недавно на рынке в Эндирее процветала работорговля, пока ее не запретил Ермолов. И поговаривали даже, что в Черкесии продают девушек в турецкие гаремы. Но главное Шамилю было ясно – рабство следовало безжалостно искоренять. Нельзя было терпеть в доме заразную болезнь и не заразиться самому. А человек, кем бы он ни был, не мог называться человеком, если терпел рабское ярмо.