Он узнал то место, куда вчера мастер выбрасывал котелец.

Навес, днем такой легкий и светлый, почти не дающий тени, теперь весь был окутан густой тьмой. Мальчик вздрогнул, ноги сразу онемели. Он разглядел лошадь, очевидно стреноженную. Она паслась у забора.

Он сделал еще несколько шагов и в неясном и далеком свете открытого где-то окна вдруг увидел тень Цурцуряну. Ионика хотел окликнуть возчика, подойти к нему, но его одинокий силуэт с окаменевшим, черным лицом, черными орбитами глаз и черной бородой был так странен, что Котеля проскользнул мимо.

Железную дверь он застал открытой и не удивился этому, как не удивлялся тому, что собирался делать. Он уже не прятался. Теперь его уже ничего не пугало, и на миг ему показалось, что он идет сюда не ночью, а днем, на виду у всех.

Но, переступив порог, он невольно остановился и прижался к стене, затаив дыхание. В том еле видном уголке, где стоял шкафчик, мерцал свет, колебля огромную тень человека. Этот свет, казалось, шел откуда-то издалека, и воображение Ионики тут же преобразило его в сторожевой ночной костер где-то на околице села. Но тут заскрипел замок. Еще раз и еще… Словно кто-то подбирал ключи или гвоздем пытался открыть его.

Ион дрожал, зубы стучали. И опять послышался скрип, потом глухой лязг петель.

Дверцы шкафчика!

Котеля кинулся туда и очутился лицом к лицу с Пакурару.

— Что… что это, капитан? — растерянно спросил он.

Тот быстро осветил его лицо висящим на пуговке фонариком.

— Тсс! — прошипел он, лихорадочно слюнявя палец, чтоб перелистать бумаги в тоненькой папке. — Здесь должен быть весь его талмуд, — пробормотал он. — Старик, наверно, спит там, наверху, — он указал на лесенку, ведущую на чердак. — Понимаешь, у нас считанные минуты… Подожди, у меня идея! Ну-ка, нагнись, чтоб мне было удобнее! Хватит и одной формулы. Несколько размеров и формула, остальное приложится запросто…

Левой рукой он развернул на спине Котели папку и стал быстро списывать что-то, бормоча:

— Мы вставим фитиль этому плюгавому старикашке. Ишь ты, морочить всю школу буржуазными затеями, черт бы его побрал… А ты чего пришел, тоже из-за этого? Эге, парень, изобретения, да еще и тайные, — это не твоего ума дело…

Только теперь Котеля опомнился. Неожиданная встреча с Пакурару так смутила его, что он обалдело подставил спину для той папки… Он выпрямился. Папка шумно упала на пол.

— Что ты делаешь, дурак! — тихо заскрипел зубами Володя, бросаясь за рассыпавшимися листками.

— А ты чего сюда залез? Взламывать шкафчик? Что тебе нужно от мастера? Кого он морочит? Какие там затеи?

Володя был искренне поражен. Он смерил Ионику взглядом. О драке не могло быть и речи. Малец едва доходил ему до плеча.

— У меня есть основания, я здесь не по собственному почину. А ты? — он сделал небольшую паузу. — Тебе что здесь надо в такой час?

— Я? — смутился Котеля. — Что мне надо? Я пришел потому, что…

— «Потому что, потому что»… — презрительно передразнил его Володя. — Ни черта ты не понимаешь! Гоняешься за подснежниками, чешешь спины Цурцуряновым клячам… А школа нуждается в изобретении! Сейчас — как никогда! Ты понял? А старикашка прячет кота в мешке. Он выдумывает что-то ин-ди-ви-дуально. Ты чего глаза вылупил? — разъярился вдруг Пакурару. — Есть люди, которые понимают больше тебя, которые… И запомни: держи язык за зубами, ты ведь комсомолец! Не проболтайся, что видел меня здесь… и так далее… Незачем знать всяким ротозеям…

Пакурару взглянул на лесенку и добавил сердито:

— Не думай, что я это для себя. Ты же знаешь о письмах на мое имя? Ты видел то письмо с Урала, вывешенное в рамке? Кому оно адресовано, помнишь? Знамя. братец ты мой, нужно высоко держать… Не для себя, я для всех вас это делаю, ради чести училища…

Он продолжал уже примирительно:

— Ведь и ты вроде был с нами у Каймакана, видел, как он изо всех сил старается. Но ты ничего не понял. Школе срочно нужно изобретение. Все ждут его, а старикашка хитрит… Вот так, братец ты мой. Я дал себе комсомольское слово. В лепешку разобьюсь, но положу на стол изобретение!

Он снял фонарик с пуговицы и доверчиво вручил его Ионелу, чтоб тот посветил ему. Потом раскрыл папку. И тут наверху, на чердаке, послышались шаркающие шаги.

Оба подняли головы. С чердака свесилась нога, нащупывая перекладину.

Пакурару явно потерял свое хваленое самообладание. Он нервно листнул папку, не зная, что делать — вырвать несколько страниц или бросить и бежать сразу. Он глянул на замершего Котелю и снова на папку. Надо было решиться. Еще две-три ступеньки — и Топораш будет в мастерских…

Пакурару отбросил папку, как раскаленный уголь, с треском захлопнул дверцы шкафчика, круто повернулся и пулей вылетел вон.

Мастер даже не поглядел ему вслед. Его измятое лицо, вялые движения говорили о том, что его сон был беспокойным и утомительным. Он не торопясь подошел к шкафчику и наткнулся на Котелю с фонариком.

— Почему ты не убежал? — спросил он с каким-то горьким безразличием.

— Я пришел, товарищ мастер, посмотреть на изобретение…

— «Товарищ мастер»… — с той же горечью повторил Топораш. — От такого великого уважения, которое я им внушаю, они сегодня пришли вдвоем… Иди, катись отсюда! — вдруг зло крикнул он Котеле. — Догоняй, дели с ним добычу.