Шрифт:
Пигалица враскачку идет к дому. За ним — лысый. Мы слышим, как они там шумят, бьют посуду, ругаются, а Она все призывает господа.
— Эх, нет партизан, — шепчет Вацис. — Убегут, гады.
— Терпение, Вацис, терпение, — успокаиваю я его.
Они снова вываливаются наружу. Усаживаются за столик. Пьяные, а автоматы держат под рукой.
— Она, лошадь запрягай! Поехали! — приказывает Пигалица.
Она стоит. Растерянная, испуганная.
— Чего вылупилась?! Запрягай!
— Станисловас, лошадь-то моя.
— Твоя?! А где мой дом, а?!
Пигалица хватается за автомат. Она, громко вздыхая, идет к хлеву.
— Стреляй, зараза, стреляй! — свирепеет лысый.
Я лежу и скриплю зубами. Неужели партизаны не подоспеют? Неужели Пигалица убежит, как и Дрейшерис? Ладно еще, что хоть эта самая Она не спешит. Медленно запрягает, еле двигает руками.
— Она, жратвы не забудь положить! — орет Пигалица.
— Давай сами поищем, сами, — мурлычет лысый.
И правда! Оба поднимаются и уходят в избу.
— Вацис, что делать?
— Оставили бы они автоматы, я бы тебе показал, что делать.
Как бы не так! Автоматы они с собой утащили. Без оружия и шагу не ступят.
Наконец лошадь запряжена. Она, причитая, идет в избу.
— Уже? — слышим мы голос Пигалицы.
— О господи, да так, как ты велел.
— Мы не едем. Заночуем. Кончено.
— Ты что, спятил! — возражает лысый.
— Сказал, кончено…
В избе все стихает. Напились так, что идти не могут. Пигалица — он всегда так. Напивается до бесчувствия.
— Вацис, все в порядке. Видишь, как получилось.
— Нечего нам тут больше валяться.
— Нет, погоди.
— Ну, как знаешь.
Мы лежим и ждем. Время ползет медленно. Мы следим за Оной. Она тащит из избы все, что попадает под руку, и прячет по углам. Однако и награбил же Пигалица добра! Она выносит чемодан за чемоданом.
— Тоже хороша, — замечает Вацис.
— Жадина. Все «господи» да «господи», а сама гляди-ка.
Время идет. Начинает накрапывать дождик. Теплые капли падают на листья вишни, на зреющие ягоды. Мокрые вишни блестят, так и манят попробовать. Я срываю пару вишенок. Они приятно кислят. Протягиваю ягоды Вацису. Он отказывается.
— Эй, гляди, Йеронимас! — шепчет вдруг он.
Вижу, все вижу. Наш план провалился. Во двор Пигалицы входит цепочка немцев. Сколько их? Двое, четверо, шестеро. Двое остаются во дворе, остальные входят в избу. Вишни мешают мне наблюдать. Может, поближе подползти? Нет, надо бежать, надо предупредить партизан.
— Вацис, побежали!
— Быстрей!
Тем временем в избе раздаются выстрелы. Мы замираем на месте. Из избы выходят немцы. Выстраиваются и, печатая шаг, уходят. Где же Пигалица, где лысый? Что тут происходит? И тут я догадываюсь, я узнаю…
— Вацис, это же партизаны…
Вацис удивленно глядит на меня.
— Вон тот высокий — доктор. Рядом с ним Антанас.
Вацис прищуривается, смотрит.
— Ладно, но зачем они переодевались?
— Господи, господи! Немцы Станисловаса убили! — из избы с воплем выскакивает Она.
— Вот оно что! Стало быть, Пигалицу сами немцы порешили. Чисто сработано.
Мы встаем и уходим из вишневого садика, осыпанного зреющими ягодами, омытого живительным дождем.
XVI
Лес содрогается и стонет. Кряхтят речные склоны. На том берегу наши, советские войска, а здесь, на нашем берегу, засели немцы. Они поливают реку пулеметным и минометным огнем и не дают нашим переправиться. Бои идут третьи сутки. Из деревни все ушли. Мы тоже наспех уложили в ящики самые ценные вещи и зарыли их в землю. Избу заперли на замок, захватили с собой еды, постель и — в лес. Мы устроились в убежище, которое когда-то вырыли с Вацисом. Правда, там тесно, но сестренки Вациса и Оля там отлично размещаются. Ночью они укладываются и спят, как ни в чем не бывало.
Июньские ночи коротки. Тепло. Только под утро пробирает свежесть. Мы разводим огонь, готовим себе еду. Мне такая жизнь нравится. Вацису — не поймешь, то ли да, то ли нет. Мама молчит. А Вацис просто места себе не находит. Как только начинают грохотать орудия, он сам не свой.
— Сожгут избу, все разнесут… По миру пустят…
— Выживем, все будет, — утешает его мама.
— Лучше уж совсем не жить.
— Как тебе не стыдно. Ведь за рекой наши.
За рекой наши.
За рекой. Это верно. Но зло берет, когда видишь, как немцы точно зубами вцепились именно в наш кусок берега.