Горечь на языке. Хорошо, хоть что-то чувствует. Тимур попросил еще кофе, осчастливив тем самым спутницу. Еще чашка даст ему полчаса более-менее трезвого осознания окружающей действительности. Хотя — оно ему надо? Сидеть в снятой двушке на окраине города, мучиться, ждать неизвестного доставщика, который заберет их как какое-то оружие, чтобы куда-то увезти и… натравить на Симулянта?

Наверное, надо. Больше ничего не остается. Можно, конечно, встать прямо сейчас, подойти к Лике сзади, обнять её, вызвав очередную счастливую улыбку, а затем попросту включить заморозку. Прямо между своими ладонями. Секунда и всё, они оба перестанут мучиться, моментально умрут, промерзнув насквозь. Вечный сон, никаких кошмаров.

Но нет. Коробок мог простить тому парню многое, очень многое. Не просто так, а чтобы сбежать от своих кошмаров, конечно. Мог простить жизни приятелей, их порушенные планы и мечты, простить Кубу, где в неведомом месте были зарыты нехилые деньги с золотом и брюликами. Он даже свои ошибки, благодаря которым сейчас представлял из себя натурального истощенного инвалида, мог бы простить… Но не то, что этот здоровый худой жлоб со смешными волосами оказался одним из профессиональных палачей таких парней как он. Важной, очень важной пешкой их прогнившего и зажиревшего правительства, делающего из нормальных людей — рабов.

Этот Изотов тоже был рабом. Коробку всё рассказали. Пацан живет под землей в Стакомске, каждая минута его жизни идёт под запись, там буквально тюрьма. Надзор, приказы, вечная служба. Такие дела. Казалось бы, а за что тогда Тимуру его убивать? За что терпеть всё… это? Только одно зрелище того, как каждый день Лика устраивает его корсету техосмотр, как она доливает и досыпает что-то в его ёмкости, как подкручивает винты… да только от этого можно себе пулю в башку пустить! Между тем Тимуром, что три месяца назад месил говно в деревне и этим инвалидом, которого Коробок в зеркале видит — пропасть!

И что толку, что он может разнести пол-Одессы? Что толку?! Ради чего?!

Удар кулаком по столу вызывает натуральную панику у девушки, она расплескивает от неожиданности половину чашки кофе. Закрепленные на Коробанове приборы недовольно попискивают.

— Всё, не дергайся… — с трудом говорит исхудавший мужчина, сидящий на табуретке в одних трусах, — Ну, накатило…

— Т-тим, д-давай я, — видно, что девушка лихорадочно пытается что-то придумать, — Давай я что-нибудь принесу! Сильное! Морфий! У нас два дня есть, Тим! Ты хоть немного выспи…

— Нет, — тяжело роняет Коробок. Гаситься он не будет. Выдержит. Еще шесть доз впереди, каждая из них его откатит, вытащит из этого марева. Обязательно. Они, после следующей дозы нейромедиатора, даже с Ликой сходят куда-нибудь. Посидят красиво, как никогда раньше. Денег им выделили много.

Сознание, слегка прояснившееся от двух ударных доз кофеина, вновь начинает затягивать паволокой, жуткой сонной одурью, с которой он борется орущим телевизором, сексом с Ликой и осторожной физкультурой. Напрягаться ему нельзя, но Коробок полон желания сохранить максимум от себя прежнего до встречи с Симулянтом. Встречи, которая никому-то кроме Тимура и не нужна — можно не врать себе, что таинственным спасителям позарез нужно, чтобы он что-то исполнил. Ему дали цель, Лику, маршрут, деньги, и небрежно выпнули на улицу, пообещав лишь «всё устроить». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — с такой паршивой овцы как Тимур решили взять клок в общем-то ненужной шерсти.

Но Симулянт… этот парень должен умереть. За Гроба, за Круга, за Коробка, за Лику, за него самого. За всех неогенов, раздавленных государственной машиной Стакомска. Обязательно.

Ногти Коробанова впиваются в мясо ладоней, а зубы скрипят от злости.

Симулянт важен в верхах? Очень хорошо. Очень. Значит, его потеря ударит больно по планам тех, кто хватал на улицах стакомовцев и рассовывал по клеткам!

Глава 9

Дятел в жо…

Внимание, вопрос залу — что будет, когда несколько человек, державшихся ранее в заключении при строгом режиме попадут в атмосферу разнузданного отдыха на природе? С гитарами, шашлыком, алкоголем и купанием в пруде? Ну же, напрягите воображение. Представьте себе, представьте себе, зелененький он бы… точнее, синенький.

Кто? Башкир, мать его! Как?! А нехер сидеть с удочкой и такой простой советской мордой на берегу пруда, в месте, отдаленном от основной группы отдыхающих! К одинокому человеку нормальный сельский рабочий с вопросами подойдет куда как быстрее, чем к табуну этих творческих работников камеры и фонаря! Про Треску и говорить не стоило, она влилась к этим русским рокерам как родная, причем без мыла и денег, чисто на совпадении характеров и интересов. Художник и писательница влились к оркестровикам, а две мелкие бесючки таскали Пашу вообще везде…

А я? Точнее, а мы? А мы застряли в автобусе, понимаешь. Сначала Юлька не лезла внутрь меня, то ли разучилась, то ли притворялась, затем всё получилось, но развеселившаяся в процессе девушка начала приставать, причем крайне оригинальным образом, изнутри… в общем, пришлось задержаться. Надолго. До самого вечера. Так что, когда мы вышли, точнее, вышел я с девушкой-призраком, спрятавшейся в моем теле, то…

Всё было нормально. Даже отлично. Народ культурно отдыхал, ничто не предвещало беды, все мои подопечные были адекватны и неотличимы от нормальных людей. Пьяны, конечно, да. Только вот ниточки уже были продолжены, контактики завязаны, цели намечены и направление выбрано, а тут я сижу, ем шашлык и не знаю, что мне день будущий готовит. А готовил он мне многое.