– Привет, – кивнула коротко, поднялась на ноги и пересела за стол. – Присаживайся, – кивнула на гостевое кресло.

Парень молча сел, а я устало потёрла воспалённые глаза, собираясь с мыслями.

– Нужно кое-что обсудить о прошедшей ночи, – проговорила неспешно, подбирая слова.

Вальтер молчал, ожидая пояснений.

– То, что ты рассказал о своём титуле и методах его получении.

Сидящий передо мной парень внезапно понимающе ухмыльнулся:

– Отнять хотите?

– Не говори ерунды, – раздраженно поморщилась. – Мне нужны кое-какие детали произошедшего.

– Зачем?

Да демон тебя раздери, от скуки маюсь, видишь?!

Проораться мне не дали, раздался короткий стук и заглянул Теодор:

– Ваше Высочество, уважаемая публика напирает, – как-то виновато сообщил секретарь.

– Скажи, что сегодня неприемный день, – рявкнула я. Тео понятливо кивнул и скрылся за дверью.

– Так, ещё раз, – перевела мрачный взгляд на Вальтера. – Я помню, что у Эмилии четыре брака: первый окончился разводом, двух других она похоронила, четвёртого отправили на каменоломню. Из четверых детей три – женского пола. Единственный сын у неё от первого брака.

В моем мире разводов не существовало в принципе. Их отрицали все наши традиции, религия, законодательство. Развод допускался лишь в ряде совсем уж экстремальных случаях: засвидетельствованный развратный образ жизни одного из супругов, тюремное заключение сроком от пят лет одного из супругов и мужское бессилие.

– Как я понимаю, развод и стал ценой за твой титул?

Вальтер нехотя кивнул.

– Что еще кроме развода? – спросила, прекрасно понимая, что одним унизительным судебным процессом родовое имя не покупается.

Маг дернул кадыком и процедил по слову:

– Отец подписал договор пожизненного прислуживания леди Эмилии оре-Марлоу без права одностороннего расторжения.

Добровольное пожизненное рабство. Я почувствовала, как начала злиться, и от злости заломило затылок.

– Слов нет, – прошипела я. – Зайдешь ко мне завтра, составим некоторые бумаги и инициируем судебное дело.

– Нет необходимости, – сухо возразил он. – Через какое-то время, как я поступил в Железную академию и покинул их дом, отца обвинили в краже и повесили.

Потрясающе. Еще и самосуд!

– Это неприемлемая ситуация для железных аристократов. Подобное нужно жестко пресекать. Нет такого закона, позволяющего вешать по подозрению в краже. Какую пропавшую вещь ему вменили в вину?

– Я не знаю, – сверкнул глазами Вальтер так, что только идиот в это поверит. – И с вашего позволения, я не желаю вспоминать об этом семействе.

Он издевается?

– Они сломали жизнь твоему отцу, вероятно, обеспечили несладкое детство тебе. У тебя появился шанс подарить всем причастным по пеньковому галстуку лично из рук королевы, а ты не желаешь предаваться неприятным воспоминаниям? – искренне удивилась я.

– Вы забываете, что Марлоу – большая семья. Позор от подобного судебного процесса не смоет ничто, пострадает слишком много людей.

В том числе и он сам, чья военная карьера после такого будет уничтожена. Разумно, конечно, но…

– Ты же в курсе, что первенец по закону имеет право наследования.

– Почему вас так это беспокоит? – равнодушно спросил Вальтер. – На отборе много кандидатов с титулом и без, но именно мой вас смущает. Недостаточно чист? – серые глаза сверкнули хищно, с вызовом.

Даже не знаю, как хватило выдержки не сожрать его на месте.

– Ты изумительно безрассуден, раз считаешь, что можешь хамить наследной принцессе, – ответила холодно.

– Я подавал прошение о расследовании, когда отца убили. Удивительным образом оно затерялось в недрах бюрократической машины. Как и десяток последующих. Сейчас уже произошедшее не имеет значения.

– Если рассчитываешь, что я буду оправдываться, должна тебя разочаровать. И обсуждать политику матриарха с отбойник намерена. Но сейчас у меня есть возможность и желание поучаствовать в твоей судьбе. Толпящиеся за дверями попрошайки дорого бы дали за такую милость. Я предлагаю тебе здесь и сейчас найти всех виновных и наказать по закону.

– Спасибо, не стоит утруждаться.

Мы смотрели друг другу в глаза, и я чувствовала как накатывающая злость смывает всю сонливость. Дерзкий наглец, глупый и гордый. Я впервые в жизни добровольно предлагаю аристократу улучшить его положение, и он смеет отказываться.

– Тогда выйди вон, – раздраженно бросила.

Вальтер встал, молча поклонился и вышел. А я неожиданно задумалась, неужели ещё есть такие действительно гордые и благородные мужчины, которым близость власти не туманит рассудок?