–  Послушайте, Сарказов, - взволнованно говорит Гарри Пиль, - два вагона муравьиных яиц франко Петроград... Накладная в кармане, я только что звонил в трест... Сорок процентов - и ни копейки меньше.

Но у Митьки нет времени дослушать до конца. Его внимание отвлечено другим.

Мимо почтамта быстро-быстро бежит золотоволосая девушка, прижимая к груди вагон книг.

Конечно, это Мери Пикфорд, только что выгнанная из дома своего злостного дяди. Бедняжка! Ее так жаль!

Митька не сомневается, что она сейчас сядет на тротуар и заплачет. Митька уже готов подбежать к ней и подарить самую лучшую папиросу, но в этот миг возле Мери Пикфорд вырастает великолепный экземпляр Конрада Вейта.

Митька останавливается, затаив дыхание.

Конрад Вейт берет под руку Мери Пикфорд.

–  Здравствуйте, Соня. Ну как дела?

–  Здравствуйте, товарищ Кошкин! Какая совершенно случайная встреча!

Мери Пикфорд ужасно краснеет.

–  Товарищ Кошкин, у вас нет ли "Азбуки коммунизма"? У меня позавчера Левка свистнул...

Но Митька уже занят другим: с извозчика слезает чудесный, толстый преступный доктор Мабузо.

Митька знает, что доктор Мабузо курит исключительно "польские" и платит не торгуясь. Он кидается к нему и попадает в живот милиционера. Митька панически взмахивает руками, круто поворачивается, топчется на месте и стрелой летит к Чистым прудам.

–  Стой, постреленок! - кричит сердитый милиционер.

Но Митька ничего не слышит.

Ветер свищет в ушах, сердце колотится, захватывает дух, и Митьке кажется, что он Чарли Чаплин и что за ним гонится по меньшей мере рота полисменов на мотоциклетах...

1923

Мне стоило больших трудов вытащить Ивана Ивановича из дому. Он упирался руками и ногами, презрительно морщился и фыркал.

Наконец-то мы очутились на территории выставки. Тогда я взял гражданина Витиева за рукав и сказал:

–  Ну-с! Протрите хорошенько свое меньшевистское пенсне, пригладьте патлы, чтобы они на глаза не лезли, и любуйтесь. Видите? Это все сделала ненавистная вам Советская власть в итоге невероятно тяжелых пяти лет революции. А вы еще, помните, говорили: "Погубили Россию большевики! Демагоги! Предатели!" Ведь говорили?

–  Говорил, - мрачно сознался гражданин Витиев.

–  То-то! А теперь и любуйтесь. Видите - вон киргизская юрта, вон показательная новая, советская деревня... Опять же образцовый скот, инвентарь и сельскохозяйственные машины. Может быть, желаете видеть иностранный отдел? Пожалуйста! Рукой подать... Надеюсь, теперь-то вы не станете отрицать, что глубоко ошибались насчет большевиков?

–  Заблуждался, - глухо сказал Витиев.

–  Вот и отлично! Теперь погуляйте, посмотрите, поучитесь, так сказать, а мне надо в одно местечко сбегать, я сейчас вернусь. Прощайте!

Через десять минут я увидел, что возле какого-то недостроенного павильона собралась громадная толпа.

–  В чем дело?

–  Да как же, гражданин! Экспонат. Живого меньшевика показывают.

Я с трудом пробрался через толпу и очутился возле недостроенного павильона. Иван Иванович робко стоял на каком-то пустом ящике и, качая бородкой, неуверенно лепетал:

–  Товарищи... погубили Россию... это самое... большевики... демагоги. Хозяйство разрушено... Рабочие голодают...

В толпе раздался дружный хохот.

Рабочий в синей блузе весело подмигнул:

–  Ишь ты! Живой меньшевик! И где только такой экспонат достали?

Какой-то мальчишка деловито заметил:

–  Ён игрушечный. На пружинку заводится.

–  Да ну?

–  Вот тебе и ну!

–  Ребята, не мешайте слушать, пущай говорит. А ну, ты, волосатый, заводи пластинку про Учредительное собрание!

Иван Иванович растерянно заморгал глазами и, робко кашлянув, сказал:

–  Да здравствует это самое... Учредительное собрание.

Толпа залилась дружным хохотом.

–  Ай да экспонат!

–  Ископаемый, можно сказать. Теперь такого днем с огнем не сыщешь. А ведь в свое время на каждом переулке торчал, и ничего - никто не удивлялся! Переменилась Советская Россия за пять лет! Ох, переменилась!

Обратно мы ехали на извозчике. Я нежно поддерживал потрясенный экспонат за талию. Иван Иванович наклонялся к моему плечу и говорил плачущим голосом:

–  Не понимаю, для чего эти самые выставки устраивают?.. Только хороших людей обижают. Погубили Россию большевики... Демагоги... Да здравствует Учре...

Я устало махнул рукой.

На территории выставки весело гремела музыка.

1923

(Жертва комсомола)

Красные плакаты надувались, как паруса. Гремела музыка. Комсомольцы шли.

Вагон трамвая стоял.

Господин Червонцер нервно смял программу бегов, посмотрел на часы и жалобно простонал: