— Вы помните азбуку Морзе, господин Канегисер?

— А это точно не очередной сон? — тихо спросил Славик.

— Так я тебе и сказала, — процедила Матильда.

Варвара Спиридоновна гневно пыхнула папиросой и стряхнула пепел в приоткрытое окно. Она вела машину быстро и неаккуратно, совсем не по-пенсионерски. При каждом резком повороте Славика швыряло на Матильду, Матильда шипела и отталкивала его, а Варвара Спиридоновна с подозрением посматривала на обоих в зеркало заднего вида.

Налетая в очередной раз боком на острый, нарочно выставленный Матильдин локоть, Славик даже радовался. Мысленно он перебирал слова, которые никогда бы не произнес вслух: я так рад тебя видеть, я не хотел уходить, меня выгнали, я боялся, что мы больше не встретимся… Потом его вдруг осенило, что ровно то же самое Матильда сказала бы своему Хозяину, если бы наконец нашла его, и Славик рассмеялся — то ли от восхищения своей проницательностью, то ли просто от нервного напряжения после всего пережитого.

— Ну и дурак же ты, братец, — покачала головой Варвара Спиридоновна.

— Глупый крум, — поддакнула Матильда.

***

Славик и сам не понял, как так получилось. Произошедшее с ним он, подобно второжителям, помнил урывками. Он помнил, как тщетно стучал в запертую дверь с надписью: «УЧЁД», потом — брел вдоль водохранилища. Глядя, как обманутые уже не греющим солнцем редкие купальщики барахтаются в стылой воде и разноцветный мяч отпружинивает от рук играющих, Славик думал о том, что начнет новую жизнь. В конце концов, редко кому выпадает такой шанс, да и в прежнем существовании не было ничего, за что стоило бы цепляться. Он перечеркнет все, возьмет другое имя — например, Даниил, ему всегда нравилось имя Даниил, — таинственный знакомец Варвары Спиридоновны выправит ему документы, и он уедет жить куда-нибудь в леса или за границу, только не в Париж и не в Берлин, Матильда говорила, что там есть конторы Начальства, а от зловещего и могущественного Начальства надо держаться как можно дальше. Он не будет обращать никакого внимания на блуждающие огоньки под человеческой кожей, и, возможно, духовидение благополучно захиреет в нем, как и все остальные таланты. Самое главное — он не спятит, как Варвара Спиридоновна и другие духовидцы. У него благодаря знакомству с Матильдой есть огромное преимущество: он знает, что он видит. Не чудовищ и не отблески собственного безумия, а просто существ иного порядка, мигрантов из запредельных бездн, бестелесных туристов, явившихся на сафари… От них тоже следовало держаться подальше, но Начальство пугало Славика куда больше, нежели беспокойные духи.

Потом он стоял на платформе Химки, и у заборчика старушка раздавала в добрые руки котят из коробки. Глядя на ползающие по картону комки пуха с торчащими хвостиками, Славик вспомнил, как они с Лесей хотели завести кота. И за этим воспоминанием сразу же потянулись другие: как Леся старательно переворачивала сырники деревянной лопаткой, как сладковато пахло от нее спящей, и даже запах ее пота был Славику приятен, как он клал голову ей на грудь и в мире становилось вдруг очень тихо, только билось под ухом Лесино сердце.

Огромное одиночество окончательно накрыло его уже в метро. Он сразу забыл, жетоны были в этом осколке или карточки, не замечал станции, которые проезжал. Славик думал только о том, что он здесь совсем один. Лица попутчиков, рекламные плакаты на стенах вагона, круглые желтоватые лампы под потолком — все словно отталкивало его, напоминало, что здесь для него буквально нет места. Наверное, так чувствовала себя Матильда, когда впервые оказалась запертой в чужом для нее теле и чужом для нее мире, — ну вот, Матильда опять пробралась к нему в голову. А может, она здесь? Славик прикрыл глаза и попытался задремать, но калейдоскопическое марево не приходило. И он больше не ощущал чужого присутствия — или просто был слишком взволнован, чтобы приблизиться к границе яви и сна.

Славик вышел из метро и вздохнул с облегчением, увидев высящуюся на той стороне улицы многоэтажную «цитадель зла». Кажется, только тогда он осознал, что его опять притянуло домой. Словно отделанная грязноватой плиткой девятиэтажка была магнитом, действующим на него в любом осколке раздробленного мира. Наверное, даже в семичасовом слое Славик в итоге приполз бы на место, где был этот дом, — если бы выжил, конечно…

Потом он помнил, как юркнул в подъезд за женщиной с распухшими магазинными пакетами — и даже галантно придержал для нее дверь. Как поднялся на свой этаж и застыл посреди лестничной клетки, не решаясь ни сделать еще один шаг, ни уйти. А потом хрустнул замок, дверь квартиры открылась, и он увидел Лесю. Совершенно живую, чуть располневшую Лесю с мусорным пакетом в руке.

Увиденное будто ударило Славика наотмашь, фигура Леси расплылась перед глазами, превратилась в размазанное пятно, и его затрясло так, что начали стучать зубы. Он бросился к Лесе и обнял ее просто для того, чтобы унять эту дрожь, чтобы в мире не осталось ничего, кроме размеренного биения ее сердца. Леся пахла чуть по-другому, и кожа у нее была более шершавая — а может, это Славику так показалось из-за собственных солнечных ожогов или она покрылась мурашками от ужаса. Закричала Леся сразу, забилась у Славика в руках, а он держал ее крепко, как пойманную рыбу, в нелепой надежде, что вот сейчас она успокоится и у них снова все будет хорошо.

— Кто вы такой?! — вежливо вопила Леся и била его пакетом, из которого летели какие-то бумажки и яблочные огрызки. — Помогите! Что вам нужно?!

***

Потом было отделение милиции — в этом осколке ее так и не переименовали в полицию, — нудное выяснение, что Славику было нужно от незнакомой с ним гражданки, где его документы, откуда он вообще… Милиционер потел и томился, было видно, что задержанный раздражает его своей незначительностью. Славику разрешили позвонить — он почему-то думал, что это запрещено, — и он набрал единственный номер, сохраненный в записной книжке его «кильки», номер Матильды.