— Есть один предмет, — пробормотал он и подмигнул сам себе. — Строго конфиденциально.

Хозяин взглянул на часы — почти три, осколок, в который необходимо вернуть вещь, скоро закроется. Московский перекресток был весьма оживленным, из него можно было попасть в десяток слоев, и ждать, пока он вновь повернется к нужному, пришлось бы довольно долго. Поэтому Хозяин предложил посетителю рассказать все Матильде, она запишет и потом…

— Нет времени! — старичок завертелся вокруг Хозяина, дергая его то за рукав, то за пуговицу. — Ситуация чрезвычайная! Они установили слежку!

— Кто?

— Бандиты, бандиты! — замахал руками посетитель. — Говорите тише! Они слушают!

Он вихрем кружился по залу, хватая предметы, переставляя их, задевая этажерки, и все повторял, что предмет особый, «архиважный», что он абы кому его не доверит и что здесь наверняка тоже есть скрытые камеры, потому как за ним постоянно следят, постоянно. И в телефоне, когда поднимаешь трубку, прежде гудка слышно пощелкивание — это явно прослушка.

— Вы не мельтешите, вы объясните: какой предмет? — не выдержала наконец Матильда.

Старичок взглянул на нее с возмущенным изумлением, словно отказываясь верить в подобную дерзость, и запнулся о край ковра. Он коротко взмахнул руками и упал, увлекая за собой журнальный столик. Хозяин успел заметить, как налилась кровью свежая ссадина на его побагровевшем лбу — и тут же длинная тень метнулась к ним из-за кассы.

Хозяин и Матильда молча наблюдали, как Женечка поднимает посетителя, усаживает его на стул, прикладывает ко лбу платок, тащит из подсобки воду, причем горячую и прямо в чайнике… Опомнившаяся Матильда не дала облить беднягу кипятком, отобрала чайник, велела налить из-под крана. Посетитель охал, оттягивал от горла ворот рубашки, закатывал глаза, а Хозяин все смотрел, как, будто заразившись его суетливостью, мечется по залу Женечка. Помочь, думал он, вот к чему сводятся устремления этой монады, она хочет помочь, вот единственное, что находит в ней живой отклик. Долговязый ангел-хранитель, неуклюжий и всесокрушающий в своем деятельном сострадании, — наверное, так он охарактеризует нового фамильяра в следующем письме к господину Канегисеру. Если с Женечкой и можно установить психическую связь, то только через это, иной лазейки нет и не предвидится. Почти забытое чувство «а что, если?» разлилось под ребрами, сжало сердце, и Хозяин вдруг снова, буквально на долю секунды, почувствовал себя живым.

— Дурной знак… — сипло напомнил о себе посетитель, допивая поднесенный стакан воды. Он поймал Хозяина за руку и сунул в нее сложенный в крохотный тугой квадратик лист бумаги. — Жду завтра в три ровно! Если вдруг что — всё там. Всё там! — посетитель вскочил со стула и бросился, приплясывая, к двери. — Нет времени! Всех благ!

Но внимание Хозяина уже было сосредоточено на другом. Не успела за беспокойным старичком закрыться дверь, как он передал бумажный квадратик Матильде и поманил Женечку в кабинет.

***

Он не мог точно сказать, кто научил его этой формуле бытового волшебства, безыскусному призыву воинства из высших сфер, чтобы оно оберегало его, к примеру, на пути в парк с нянюшкой или, когда он уже стал постарше, в самостоятельном походе на дачную речку. Наверное, это была мама — он помнил сладкий запах духов и легкое дыхание, щекотавшее его макушку, и определенно женским был голос, за которым он повторял, старательно таращась за неимением неба в беленый потолок:

— Ангел мой, иди со мной, ты впереди, я за тобой.

В глубине души он надеялся, что формула окажется Женечке хотя бы смутно знакома, что она — чем черт не шутит — действительно когда-то давным-давно призывала доброжелательных монад-помощников из сопредельных сфер. Но хрупкое создание глядело на него с тем же легким удивлением, пока он повторял свой детский заговор, хотя бледные губы несколько раз все-таки шевельнулись в ответ.

— Я знаю, ты стремишься помогать, в этом твое главное желание и, по-видимому, твоя суть, — сказал Хозяин. — Не уверен, что ты полностью понимаешь сказанное, но усвой одно: помогать можно только по этому сигналу. Если никто его не произнес — действовать нельзя, помощь будет во вред. Давай это станет нашим первым правилом. — Он открыл ящик стола и достал печать. — Правила очень упрощают жизнь в этом мире, Женечка.

Он снял печать даже с некоторой внутренней гордостью — ведь монада не заставила его, он сделал это сам и по собственной воле. Потом, когда все уже совершилось, он дивился собственной самонадеянной глупости и тщетно пытался найти в прошлом тот самый момент, когда он, стараясь понять монаду, подпал под ее влияние. Господин Канегисер был, видимо, прав, когда говорил, что монады не переучиваются — у них есть раз и навсегда затверженные сценарии, которым они следуют с тем же упорством, с каким звери следуют инстинктам. И делают они это не со зла и не из упрямства, просто так уж они устроены.

Когда Матильда заглянула в кабинет, Хозяин с Женечкой сидели на ковре, с одинаковым интересом склонившись над старым школьным букварем.

— Б, б, б, — старательно повторял Хозяин. — Ба-ра-бан. Только без голоса. Голос — твоя главная сила, а без сигнала действовать — что?..

Хрупкое создание неуверенно покачало взлохмаченной головой.

— Правильно, нельзя. Никакой помощи, никакой силы, никакого голоса, пока не услышишь: «Ангел мой, иди со мной, ты впереди, я за тобой»…

— Вы с ума сошли, — констатировала Матильда, вглядевшись в безмятежное Женечкино лицо. — Это как с кактусом договариваться, чтоб не кололся!