Шрифт:
– Родная, родная моя!
Он подсовывает руки Натке под спину, прижимает ее к себе, сгорая от нетерпения. И такая в нем сила, такая мощь, как мог он носить этот пламень в себе?.. И вот они уже не два человека, а единое целое, один ритм, одно дыхание, и два сердца колотятся в такт. Как же они подходят друг другу!
– Тихо, медвежонок, тихонечко, не спеши...
– Но я не могу, не могу...
– Ну хорошо, только не так остро, помедленней, подожди...
Но ее желание, этот светлый поток, захватывает его, этой буре противиться он не может! А потом - такая вселенская тишина... Милая, милая... Все забытые, сентиментальные, смешные слова - для нее.
– Надо вставать...
– Натка тянется за часами.
– Еще немного...
– Пора... Скоро придет Галя.
– Помнишь, как я оттирал тебя мочалкой - там, в Коктебеле, - а ты смеялась и поворачивалась под душем? Я тебя так люблю, а ты?
– И я.
– Правда?
– Правда.
Встают. Старательно прячут простыни. Гасят свет. Запирают дверь. Ключ - под коврик; он будет лежать там пятнадцать минут.
– Как странно, что мне с тобой ничего не стыдно, - удивленно прислушиваясь к себе, говорит Натка.
– И мне, - эхом откликается Дима.
– Как раз сейчас об этом подумал. Почему так?
– Потому что любовь.
– Ага, поэтому. Наверное... Точно... Что же будет теперь, медвежонок?
– Не знаю.
– Я люблю тебя, так люблю! Мне все хочется говорить об этом.
– И мне.
– Правда?
– Правда.
6
– Где ты была? Я звоню, звоню...
В трубке истошный вопль Зины, и от этого вопля начинает бешено колотиться сердце.
– В гостях, - сдержанно отвечает Натка, стараясь говорить ровно и тихо, чтобы успокоить Зину.
– В каких еще гостях? В рабочее время?
– грозно вопрошает Зина. Она кричит, хохочет, рыдает: в который раз от нее отвалил благоверный.
– Всем на меня наплевать! Ларка в Прибалтике, ты где-то шляешься!
– А мама?
– Что - мама?.. Мне нужна ты!
– Зачем?
– Ах, зачем? Там у Вовки какая-то шлюха...
Натка сжимается: вот как таких называют... Господи, до чего больно! Но что ж это Зина так голосит? От крика ее болит сердце, раскалывается голова, и ничем, ничем Зину не остановишь.
– Ты должна на него повлиять, ясно?
– Как же я повлияю?
– вяло сопротивляется Натка.
– Как хочешь! Уговори, пригрози. Ты и начальника его знаешь!
– Нет, - пугается Натка.
– Не надо начальника...
– Это еще почему?
– бесится Зина.
Натка догадывается, что ее ожидает, но все-таки произносит:
– Потому что не принято, неинтеллигентно.
В голове гул, жарко пульсирует кровь в висках. Напротив, в ящике, анальгин и мамин спазган.
– Погоди минуту, - просит Натка, пытаясь дотянуться до ящика.
– Нет, слушай!
– велит Зина.
– А издеваться надо мной - это интеллигентно? Мучить Ларочку...
– При чем здесь Лара?
– вздыхает Натка.
– Как - при чем?
– разъяряется Зина.
– Ах ты... Ах ты...
– и, не найдя подходящего слова, а может, сдержавшись, грохает на рычаг трубку.
Что ж, и это не новость: вечно швыряет трубку, если что не по ней. В таких случаях мама и Натка всегда перезванивают, и, переждав несколько длинных гудков, Зина смягчается. Но сейчас Натка встает, идет к серванту, выдвигает ящичек, достает анальгин, возвращается к телефону, задумчиво и печально выкручивает звонок на самое тихое. На улице хорошо... В их Сокольниках настоящее, буйное лето... Натка сбрасывает с себя махровый халат - собиралась поваляться в ванной, - торопливо влезает в серые домашние брюки, застегивает на груди голубую рубаху, сует ноги в старые босоножки, но скрыться не успевает: трещит телефон. Натка дрожит от собственной дерзости: впервые не даст она Зине выкричаться. Ни за что не снимет трубку, не позволит все вывалить на нее, испортить ей такой счастливый, такой удивительный день!
– Мам, я пойду погуляю!
– Но кажется, звонит телефон?
– Из своей комнаты появляется мама.
– Мне некогда, я ушла.
Тихо. Темно. Сквозь листву таинственно светят вполне обычные днем фонари. Никого. Все сидят по домам, нырнув с головой в телевизор. Навстречу идет человек с собакой. До чего ж друг на друга похожи! Не глядя на Натку, оба с достоинством проходят мимо - каждый сам по себе, хотя шагают вроде бы вместе. Натка поднимает голову, смотрит в небо - как жаль, что не видно сегодня звезд! Пахнет травой, пахнет липой... Она всегда теперь будет гулять вечерами. Была б у нее собака, они бы гуляли вдвоем - как этот, с догом. Лена в свое время просила, и Натка к тому склонялась, но воспротивилась мама, и обе они смирились.
– Что же ты бросила трубку?
– с возмущением встречает ее мама.
– Я?
– изумляется Натка.
– Зиночка так обиделась! Ах, доченька, какой он подлец! Съезди, детка, к нему на работу.
– Зачем?
– Как - зачем?
– всплескивает руками мама.
– Володя тебя уважает, ты всегда их мирила.
– Раньше он уходил к матери, а теперь...
– Деточка, ты должна.
Мама смотрит строго, даже сурово, а сама такая маленькая, худенькая, беспомощная старушка. Сил уже нет никаких, и как она в самом деле может заставить Натку?