Шрифт:
Система выплаты гонораров была не совершенна, скорее — бюрократична. Валентин Осипов приводит несколько высказываний Гамзатова по этому поводу:
«— Гонорар платить за строку?! Глупость! Я бы за миниатюры платил в сто раз больше. Сколько же надо труда, чтобы скалу отшлифовать в скульптуру!
— Платить за объём написанного? Платить надо за талант!
— Поэт — винодел. Редактор — дегустатор. Если вино в этой бутылке скисло — на свалку!
— Не люблю больших предисловий. Мне отец говорил: “Предисловие напоминает человека в большой папахе, заслоняющей в театре сцену”.
— Издательство должно знать мнение читателя. Вот мой отец любил отдавать свои стихи в сельсоветскую стенгазету: уж аул обязательно прочтёт и обязательно обсудит.
— Э-э, нельзя издателю медлить с выпуском книг. Это то же самое, если женщине запрещать родить. Абуталиб однажды вразумлял директора нашего издательства: “Сложился обычай — издавать двухтомник после смерти автора. Я облегчаю ваши будущие заботы. Первую книгу выпустите сейчас, при жизни”».
В Советском Союзе существовала цензура, были ограничения, но авторские отчисления выплачивались исправно. В XXI веке всё изменилось, не выплатить авторский гонорар стало считаться чуть ли не доблестью.
На вопрос Далгата Ахмедханова о том, сколько у него вышло книг, Расул Гамзатов ответил: «Не знаю. Никогда не считал ни книг, ни денег. Собственно, у меня всего три книги: та, что написал, та, что пишу, и та, что ещё не написана».
Он и в самом деле не знал. Кто-то попытался подсчитать за Гамзатова, но из этого ничего не вышло.
Гамзатова называли главным поэтом страны, но невероятная популярность не мешала его неустанным поискам первозданной чистоты слова и исповедальной предельности чувств.
Он стеснялся своей славы, а Давид Кугультинов, Народный поэт соседней Калмыкии, писал:
«Плохо, когда к иным писателям слава приходит раньше, чем они научились как следует писать.
Слава, пришедшая не по заслугам, всё равно, что похищенное сокровище. Она аморальна. Но как я радуюсь, когда в беседе с чабаном ли, рабочим или космонавтом заходит речь о поэзии, и я слышу имя Расула Гамзатова! В чём сила поэзии Расула? В его удивительно тонкой лирике, обнажённости души, в той высокой правде, которая излучает свет добра, счастья, любви.
Его стихи о любви, о женщине, его стихи о совести и мужестве пробуждают в человеке, быть может, на какое- то время дремлющие, скрытые благороднейшие качества, вызывая их к жизни. И человек вдруг видит внутренним взором себя как бы пробуждённого, со всем красивым, заложенным в нём, и он, действительно, возвышается. Он становится лучше в собственных глазах. И в этом — одна из самых высоких задач поэзии».
О феномене гамзатовской поэзии говорил и Сергей Михалков:
«Наверное, даже в самом Дагестане не все раньше знали, что есть такое село Цада. Теперь знают все. И не только в Дагестане, но и в Москве, Киеве, Томске, Якутске — всюду, где есть книжные полки библиотек и читален. На этих полках не могут не стоять томики произведений Расула Гамзатова, ибо стихи его давно уже заняли почётное место в сокровищнице советской литературы».
Елена Николаевская, много переводившая Гамзатова, размышляла о тайне его невероятного успеха:
«Много, очень много его книг (пересчитать их и перечислить — дело библиографов). Они выходили огромными тиражами, на полках и на прилавках книжных магазинов не залёживались, раскупались мгновенно читателями разных возрастов, разных интересов, разного чина — физиками и лириками, академиками и плотниками...
Расул близок им всем — каждый находит в его стихах своё... А в чём тайна поэзии Расула? Наверно, тайна должна оставаться тайной».
Тайна его поэзии, как тайна поэзии вообще, остаётся непостижимой загадкой, сколько бы о ней ни писали. Ни учебники, ни руководства для начинающих поэтов, ни словари рифм не наделят талантом посредственность. Когда автор этой книги спрашивал Расула Гамзатова, в чём разница между талантом и бездарностью, он улыбался и складывал пальцы так, что они почти касались друг друга: «Чуть-чуть».
Вершина далёкая кажется близкою. С подножья посмотришь — рукою подать, Но снегом глубоким, тропой каменистою Идёшь и идёшь, а конца не видать. И наша работа нехитрою кажется, А станешь над словом сидеть-ворожить, Не свяжется строчка, и легче окажется Взойти на вершину, чем песню сложить [130] .130
Перевод Н. Гребнева.
Он и сам пытался постичь эту вечную тайну: «Если сила таланта в одном зрении, то как же пел лезгинский поэт Кочхурский, которому хан выколол оба глаза? Если сила таланта в богатстве, то как же прославился лезгинский поэт Етим Эмин, бедняк и сирота? Если сила таланта в образовании, то как же Сулейман Стальский сделался “Гомером XX века”, не умея даже расписаться, — вместо своей подписи он прикладывал палец, макнув его предварительно в чернила? Если сила таланта в начитанности и эрудиции, то почему же я встречал столько начитанных, очень эрудированных людей, которые не могли написать ни одной путной строчки?» И добавлял: «Литература — тяжёлый труд, но если бы всё заключалось только в этом, все козлы и ослы давно уже запели бы соловьями».